Джейн Хокинг - Быть Хокингом

После вечера в опере я почувствовала желание побольше узнать о состоянии здоровья Стивена. Я совершила несколько вылазок в Лондон в поисках старых знакомых, поступивших на медицинский факультет, и обивая пороги невыразительных офисов благотворительных учреждений, работающих с неврологическими заболеваниями. Каждый раз я возвращалась несолоно хлебавши. Возможно, незнание стало наименьшим из возможных зол. Да и была ли судьба менее благосклонна к Стивену, чем ко всем нам? Над миром нависала угроза атомной войны, и никто не мог быть уверен в том, что проживет положенные ему семьдесят лет.

В период зимнего бесцветного затишья между Рождеством и Новым годом я зашла к Стивену домой в Сент-Олбанс. Я застала его на пороге – он собирался в Лондон на очередную оперу вместе с отцом и сестрами. Однако его радость при виде меня была настолько неподдельной, что я без колебаний приняла его спонтанное приглашение сопровождать его и отца через неделю в такой же поездке – на этот раз нас ожидала опера Штрауса «Кавалер розы». Судя по всему, походы в оперу были традиционным времяпрепровождением в семье Стивена, тогда как я являлась неофитом и пока еще не составила определенного мнения об этой смешанной форме искусства. Сочетая в себе музыку и актерскую игру, опера вызывала сильное эмоциональное потрясение у зрителя; тем не менее потеря концентрации даже на секунду грозила выпадением из контекста до такой степени, что происходящее на сцене казалось абсурдным. В следующем семестре Стивен, судя по всему, обнаружил неисчерпаемый источник билетов в оперу: он то и дело приезжал в Лондон, чтобы отвести меня в Ковент-Гарден или Сэдлерс-Уэлс. Однажды я заикнулась о том, что с бóльшим удовольствием сходила бы на балет (его я люблю с тех пор, как мне исполнилось четыре), но это предложение было отвергнуто с сокрушительным презрением. Я узнала, что балет – это бесполезная трата времени, музыка в нем тривиальна и не стоит того, чтобы ее слушали. Услышав такую отповедь, я не сказала Стивену о том, что при помощи студенческого профсоюза мне удалось достать билет на «Ромео и Джульетту» Чайковского с Фонтейн и Нуриевым. Мы с девочками сидели на дешевых местах, на заднем ряду амфитеатра Ковент-Гарден, высоко над бельэтажем, где обычно сидели Хокинги. Представление было божественным и оставило у меня лучшие воспоминания.

Никто не мог быть уверен в том, что Стивен проживет положенные ему семьдесят лет.

Стивен продолжал часто наведываться в Лондон на семинары и к своему стоматологу, а я начала ездить в Кембридж на субботу или воскресенье. Мы ожидали этих встреч с нетерпением, но они всегда оборачивались обоюдным неудовлетворением. Поездки за десять шиллингов в оба конца пробили дыру в моем бюджете, составлявшем десять фунтов в месяц, а корабль любви то и дело попадал в шторм. Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что Стивен не собирался вступать в длительные стабильные отношения из-за неблагоприятного прогноза врачей. Он мог себе позволить лишь кратковременный роман, что было неприемлемо для меня, невинной девушки, воспитанной в пуританском духе начала 1960-х, когда страх нежелательной беременности все еще являлся весьма существенным сдерживающим фактором. В результате столкновения взглядов на эти вопросы между нами возникло такое напряжение, что я часто возвращалась в Лондон в слезах, а Стивен, похоже, чувствовал, что мое присутствие сыплет соль на его рану. Его эмоциональные проявления были скудны, и он отказывался говорить о своей болезни. Не желая причинять ему боль, я пыталась догадаться о его чувствах, не настаивая на том, чтобы он их проговаривал, тем самым неосознанно способствуя становлению традиции избегать коммуникации, что в итоге стало невыносимым. Зимой мы снова встретились на Харли-стрит после его визита к стоматологу. «Как все прошло?» – спросила я. Стивен скорчил гримасу: «Он сказал мне, чтобы я больше не приходил. Он уже ничем не может помочь».

В Уэстфилде моя соседка по комнате Маргарет Смитсон сопровождала меня на встречах Христианского союза, где я надеялась найти подсказки для разрешения сложившейся ситуации, которая меня беспокоила тем больше, чем сильнее я в нее вовлекалась. Как и его родители, Стивен не стеснялся говорить о своем атеизме, несмотря на то что его йоркширские бабка и дед были методистами. Понятно, что специалист по космологии, изучающий законы, которым подчиняется Вселенная, не мог допустить, чтобы иррациональная вера в Создателя добавляла путаницу в его расчеты, даже не принимая во внимание то, что болезнь также вносила свою лепту в нарушение стройности его мышления. Что касается меня, то я была счастлива избавиться от скучных воскресных посещений церкви, но не собиралась полностью отказаться от веры. Даже в то время, возможно, под влиянием матери, я не теряла убеждения в том, что земля и небо повинуются более возвышенным законам, чем те, которые диктовала холодная обезличенная философия Стивена. Хотя я уже была очарована им, полностью околдована прямым взглядом его серо-голубых глаз и широкой улыбкой, от которой возникали ямочки на щеках, его атеизм все еще вызывал во мне сопротивление. Инстинктивно я понимала, что не могу позволить себе уступить в этом вопросе, потому что такое влияние было бы негативным: в моей жизни не осталось бы никакого утешения, поддержки и надежды на лучшее. Атеизм уничтожил бы нас обоих. Я должна была ловить каждый лучик надежды, чтобы иметь достаточно веры для нас обоих, если из нашего затруднительного положения мог выйти хоть какой-нибудь толк.

После визита к стоматологу Стивен произнес: «Он сказал мне, чтобы я больше не приходил. Он уже ничем не может помочь».

Встречи Христианского союза были малочисленны, а со временем посетителей становилось все меньше. Темой для обсуждений в том семестре служила природа божественной благодати, но скоро стало ясно, что лидеры группы, в числе которых был молодой капеллан, которого мы называли «Преподобный Гороховый Суп» (по созвучию с его именем), придерживались твердого убеждения, что лишь практикующие христиане, прошедшие обряд крещения и регулярно причащающиеся, достойны божественной благодати, спасения и тому подобных милостей Божьих; только такие христиане, по их мнению, достойны Царствия Небесного. Мы с Маргарет были настолько возмущены, что демонстративно покинули собрание, яростно составляя списки родственников, друзей, просто хороших людей, не соответствовавших критериям отбора, и продолжали обсуждать эту тему между собой в течение долгого времени. Обсуждение продолжилось и в каникулы, которые я провела с Маргарет у ее родителей в Йоркшире.