Джейн Хокинг - Быть Хокингом

В следующий понедельник Тим снова начал ходить в начальную школу, а я опять занялась преподаванием, пообещав проработать если уж не весь учебный год, то хотя бы один семестр. Ровно через неделю после нашего возвращения Стивен дал мне письмо, в котором он объявлял о своем намерении жить вместе с Элейн Мэйсон. Тем вечером по несчастливому стечению обстоятельств Роберту сломали челюсть уличные грабители, напавшие на него по дороге домой.

Исполнение решения Стивена было отложено на длительное время по странной и очень бытовой причине – ему и Элейн Мэйсон оказалось некуда идти. Все это время мы жили в водовороте беспорядка и замешательства, пока я непрестанно надеялась на то, что буря в конце концов утихнет сама собой и что, несмотря на его нынешнее плачевное эмоциональное состояние, Стивен решит остаться со своей семьей. Как сухой лист, гонимый ветром, он приходил и уходил, часто оставаясь незамеченным. Со стороны на него оказывалось сильнейшее давление, но за каждым взрывом следовал период спокойствия, как будто ничего не произошло. Те периоды были только затишьем перед бурей; другие непредсказуемые события врывались в нашу жизнь со свирепостью урагана. До меня дошли слухи о том, что сиделка уже объявила о своей грядущей свадьбе со Стивеном.

Я жила в постоянном страхе перед возможным началом борьбы за опеку над Тимом, а Джонатану было отказано приходить на Вест-роуд под угрозой судебного запрета, поэтому у него не оставалось другого выбора, кроме как находиться дома. Открытый диалог был невозможен, потому что между мной и Стивеном возник непреодолимый барьер, и чем больше он терял контроль над ситуацией, тем больше, как мне казалось, он пытался контролировать меня, как будто я была его собственностью. Каждый день медсестры кидали в окно моей машины мерзкие письма, когда я отправлялась на работу; каждый вечер от меня требовали каких-то невозможных вещей. Мне приписывали нелицеприятные замечания и фальшивые намерения. Мне было велено бросить Джонатана и «прежде всего заниматься Стивеном». Я вдруг обнаружила, что волей-неволей вступаю в споры по поводу денег не только со Стивеном, но и с Элейн Мэйсон. С помощью концентрации, которая требуется для изучения и, в особенности, преподавания поглощающих все мысли и стимулирующих интеллект романов и рассказов Габриэля Гарсии Маркеса, я смогла сохранить хоть какое-то здравомыслие, а среди моих коллег в преподавательской я нашла тихое сочувствие и поддержку, которые привносили элемент стабильности в те несколько часов, что я каждый день проводила вдали от дома. Иногда мои истрепанные чувства умиротворяла и успокаивала музыка, хотя часто ее тембр приглушался моим внутренним голосом. Остальное время в доме царил бедлам и беспрецедентное насилие; сумасшествие других людей прокладывало себе путь в наш быт и пугало меня и Тима. Не было даже намека на поддержку двух профессиональных объединений медсестер, Королевского колледжа медсестринского дела и Совета медсестер Великобритании, которые отказались вмешиваться.

В конце того месяца, когда я попрощалась с двумя старшими детьми – сначала Роберт отправился в Глазго получать магистерскую степень по информационным технологиям, а на следующий день Люси уехала в Оксфорд, – мне показалось, что все мое существование и то, на чем оно держалось, треснуло по швам. Моя личность, которую я на протяжении многих лет отчаянно пыталась составить из несовместимых фрагментов, из кусочков мозаики повседневной жизни, разбилась вдребезги. Я осталась одна, и мне некуда было спрятаться посреди разрухи, наступившей в моей жизни. Везде, куда бы я ни смотрела, находились руины и развалины дерзкого, храброго, но хрупкого здания, которое мы построили вместе со Стивеном. В земле разверзлась темная бездна, поглощая это здание, а с ним более двадцати пяти лет моей жизни – все годы моей юности и молодости, все надежды и весь оптимизм. Вместо них осталась всего лишь хрупкая пустая оболочка, прозрачная и одинокая, объект ежедневной душевной пытки. Ясно было только одно: мой самый младший и самый уязвимый ребенок, Тим, должен оказаться защищен, и как бы я ни была сломлена и подавлена, мне следовало собраться с силами и мужественно бороться за него.

Мы с Джонатаном никогда не думали о нашем совместном будущем без Стивена. Мы не фантазировали, не мечтали. Мысль о таких переменах была нам чужда: я не пускала ее в голову и не жаждала этого. Раньше я думала, что мы достигли баланса, при котором всем было хорошо, хотя это и требовало значительных ухищрений, самодисциплины и сдержанности чувств каждого из нас. Как оказалось, мы всего лишь учтиво выдавали желаемое за действительное, так как сейчас мне насильственно дали понять, что Стивен был в последнее время недоволен нашим образом жизни. Это открытие меня крайне удивило. Если Стивен так долго кипел негодованием, то почему он не сказал мне об этом? Как ему удавалось двигаться вперед, достигать такого успеха и работоспособности, если он действительно был так несчастлив? Похоже, ему не нравилось, что в семье к нему относятся так же, как и ко всем членам семьи, в то время как он сам считал, что его место – на пьедестале и в центре. И тут появилась особа, готовая поклоняться ему и сделать его центром всей своей жизни. Эта особа обещала ему, что ему больше никогда не придется нанимать сиделок, потому что она одна будет заботиться о нем двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю и станет ездить вместе с ним, куда бы он ни захотел. Естественно, я не могла конкурировать с такой упертой преданностью, и в результате отношение ко мне изменилось в худшую сторону. Мне угрожали тем, что вышвырнут меня из семейного дома; моя роль в жизни Стивена постоянно отрицалась, как будто любое упоминание обо мне, любое воспоминание обо мне должно было быть стерто отовсюду.

Начался семестр, мы с Тимом свыклись с ежедневной жизнью в Кембридже, и во Францию вернуться было уже невозможно, хотя я очень нуждалась в прибежище. Вариант с домом Джонатана даже не обсуждался, так как этот переезд означал бы, что я расторгаю брак, что ни сейчас, ни когда-либо еще не входило в мои намерения. Любое прибежище должно было стать нейтральной территорией, где мы с Тимом могли бы скрыться от напряжения, ссор, злобы и взаимных упреков, которые мучительно разрушали дом номер 5 по улице Вест-роуд. Был только один вариант. Несмотря на то что наш дом на улице Литл-Сент-Мэри уже много лет принадлежал колледжу в счет оплаты квартиры, эта собственность юридически все еще была нашей. Зная, что в доме никто не живет, я написала ректору, прося его о защите и разрешении для нас с Тимом использовать дом временно, пока не прекратятся ссоры и кризис не разрешится хотя бы как-нибудь. Ректор только вступил в эту должность в колледже – мы почти друг друга не знали. Его ответ был однозначен: как бы он ни сожалел об этом, но существовало формальное соглашение между Стивеном и колледжем об обмене двух помещений, и пока Стивен не аннулирует это соглашение, у меня нет доступа к дому.