Джейн Хокинг - Быть Хокингом

Нас известили об избрании в середине марта, за две недели до официального объявления, благодаря чему у меня было время на организацию поздравительного сюрприза. Я запланировала прием с шампанским в торжественной обстановке главной гостиной колледжа Каюса, куда были приглашены родственники, друзья и коллеги Стивена, а также шведский стол в нашем доме для самых близких друзей и семьи. Невозможно было придумать более подходящий случай для того, чтобы открыть две бутылки «Шато Лафит» 1945 года, оказавшиеся пару лет назад в винной карте членов колледжа по удивительной и, очевидно, ошибочной цене – сорок пять шиллингов [112]за бутылку. Количество посетителей фуршета было ограничено не вместимостью нашего дома и не количеством имеющейся в наличии посуды, но количеством чрезвычайно редкого старинного кларета в этих двух бутылках: каждому доставался один глоток.

Вечером 22 марта 1974 года студенты Стивена дипломатично направили его кресло в направлении колледжа, где друзья, родственники, студенты и коллеги приветствовали его как одержавшего победу героя. Дети изо всех сил старались помочь, передавая круглые тарелки с канапе, тостами с икрой, волованами и миниатюрными рулетиками из семги со спаржей, которые были изюминкой банкетного сервиса колледжа. Деннис Шама согласился произнести торжественный тост в честь Стивена и сделал это от всей души, перечислив его многочисленные научные достижения, которые, сказал он, сами по себе более чем оправдывали возлагавшиеся на него надежды, независимо от избрания в Королевское общество. Мы с детьми стояли в сторонке и светились от гордости.

Пришел черед ответного слова Стивена. О том, насколько он изменился со времени нашей свадьбы, свидетельствовала та непринужденность, с которой он теперь говорил на публике. Тем не менее, поскольку поздравление стало сюрпризом, у него не было возможности подготовить речь. Он говорил долго, медленно и отчетливо, хотя и тихо. Он рассказывал о ходе своего исследования, о том, какой неожиданный оборот оно приняло за последние десять лет, с тех пор как он приехал в Кембридж. Он поблагодарил Денниса Шаму за его поддержку и воодушевление, поблагодарил своих друзей за то, что пришли его поздравить, как всегда, говоря от первого лица единственного числа. Положив руки на плечи детей, я стояла в стороне и ждала, что он повернется к нам с улыбкой, кивком, коротким словом признательности за мои домашние достижения на протяжении девяти лет нашего брака. Может быть, он был настолько взволнован моментом, что просто позабыл упомянуть о нас. Он закончил речь под всеобщие аплодисменты, а я закусила губу, чтобы скрыть разочарование.

В ту самую неделю, когда был опубликован новый список членов Королевского общества, Стивен получил приглашение – без сомнения, инициированное Кипом Торном, – от Калтеха, Калифорнийского технологического института в Пасадене. Ему предложили должность приглашенного научного сотрудника на следующий учебный год. Условия были шикарными до неприличия. Помимо зарплаты американского порядка, предложение включало большой, полностью меблированный дом с проплаченной арендой, автомобиль и всевозможные бытовые приспособления, включая инвалидное кресло с электроприводом для обеспечения максимальной независимости передвижения Стивена. Также в пакет входила физиотерапия и медицинский уход для него и оплата обучения для детей. Студентов Стивена Бернарда Карра и Питера де’Ата тоже пригласили сопровождать его. Перемена была нам необходима – перемена, которая заставила бы нас по-новому взглянуть на наш брак, увидеть будущее в новом свете и получить новый импульс. Детям тоже требовалось сменить обстановку, и время было подходящее – Люси еще не начала учиться в школе, а Роберт как раз готовился к переходу в частную образовательную систему. Предложение американцев, поддержавших нашу семью с необычайной щедростью и предусмотрительностью, было гораздо более своевременным, а наше положение в Кембридже – более шатким, чем мы могли догадываться. Много лет спустя близкий друг рассказал мне о сцене, свидетелем которой он стал на церемонном торжественном ужине в Кембридже в начале семидесятых – как раз в описываемый период времени. К удивлению гостей собрания, решение о судьбе Стивена походя прозвучало из уст одного из старейшин с величайшим равнодушием. «Пока Стивен Хокинг справляется со своей долей работы, он может оставаться в университете, – объявил тот. – Но как только он не будет в состоянии это делать, ему придется уйти». К счастью для нас, мы смогли уйти по своей воле, хотя и не вполне уверенные в будущем. Как показало время, на следующий год нас пригласили вернуться в Кембридж.

Возможность сменить пробирающий до костей ветер со студеных кембриджских болот на жар пустынь Южной Калифорнии была заманчивой, но переезд подразумевал массу трудностей. Я все время занималась тем, что взвешивала преимущества и недостатки. Если Стивен освоил историю Вселенной на пятнадцать тысяч миллионов лет вперед, то мое ви́дение будущего ограничивалось перспективой следующих нескольких дней. Я научилась не загадывать далеко вперед, и поэтому у меня не было плана на следующие два года, пять, десять или двадцать лет. Тем не менее ближайшие восемнадцать месяцев требовали тщательного просчета, особенно в свете моего предыдущего столкновения с жизненным хаосом на западном берегу Америки. Я собралась с духом, понимая, что придется преодолеть мою личную проблему – страх перелетов. По крайней мере, на этот раз мне не надо было оставлять детей, потому что они, разумеется, отправлялись вместе с нами – но об этом я теперь беспокоилась меньше всего. Что меня волновало, так это вопрос о том, как пройдет перелет на другую сторону планеты, при условии, что я одна должна буду отвечать за Стивена в его тяжелом состоянии и за детей в придачу. Во-вторых, как я стану справляться со всем этим в течение целого года – без родителей и соседей, к которым можно обратиться за помощью в трудный момент? В последние два года, в то время, когда я лежала в постели с гриппом, головной болью, болью в спине и даже плевритом, я во всем полагалась на маму и Тэтчеров. В Калифорнии я не имела бы такого подспорья.

Я собралась с духом, понимая, что придется преодолеть мою личную проблему – страх перелетов. По крайней мере, на этот раз мне не надо было оставлять детей, потому что они, разумеется, отправлялись вместе с нами – но об этом я теперь беспокоилась меньше всего.

Помимо прочего, меня озадачивало еще одно непреодолимое препятствие: Стивен наотрез отказывался допускать посторонних людей к уходу за ним. Кроме отдельных медицинских советов своего отца, он не принимал никакой помощи, видимо, не желая, чтобы кто-то узнал о серьезности его состояния или темпе его ухудшения. Такое отношение в сочетании с отказом обсуждать болезнь было одной из основ, поддерживающих его мужество, и являлось частью его защитного механизма. Я прекрасно понимала, что если бы он признал серьезность своего состояния, мужество могло покинуть его. Также я прекрасно понимала, что если бы он хоть на минуту задумался о том, сколько усилий ему требуется, чтобы встать утром с постели, то такая попытка неминуемо обернулась бы полным провалом. Как я мечтала о том, чтобы и он, со своей стороны, постарался понять, что даже небольшое облегчение невыносимой физической нагрузки, подавляющей мой природный оптимизм, могло значительно улучшить наши отношения.