Борис Джонсон - Мне есть что вам сказать

Итак, все. Миссия выполнена. Саддам «низложен» к удовлетворению Вашингтона и Лондона. Его «взяли измором», как прекрасно выразился Колин Пауэлл.

Сотни летающих ракет, каждая стоимостью $1,3 млн, разнесли на куски всю недвижимость Багдада. Иракцы хоронят погибших, ухаживают за ранеными и ходят с совками для мусора и вениками.

И кто выступает по радио и говорит людям, что они вели себя как герои? Опять не он? Не этот старик с усами моржа? У него не хватило порядочности сгореть от стыда за те разрушения, которые он навлек на свою страну?

Восемь лет назад Запад отправил полмиллиона человек на войну с этим человеком. Но результат все тот же, хотя кампания другая. И он вновь клянется мамой отомстить.

Почему мы всегда даем ему уйти? Эту ошибку, очевидно, совершили 28 февраля 1991 года, когда фактически окончилась война в Персидском заливе. Полковник Майк Викери вспоминает это с горечью.

За три дня напряженных боев его 53 танка «Челленджер» 14/20-го Королевского гусарского полка прошли из Саудовской Аравии на север в Ирак. Затем они повернули на восток в Кувейт, крушили на своем пути бункеры, уничтожали солдат противника и тысячами брали их в плен, как он говорит, «с применением значительного насилия».

Но в 35 км к западу от Кувейт-Сити полк остановили.

«Это было, как мы говорим, End Ex – окончание учений. Мои солдаты были поражены тем, что мы не добили Саддама. А потом мы узнали, что он повернул армию против своего же народа. Мы испытывали потрясение, смешанное с отвращением».

Его продвижение остановили публичные протесты, последовавшие за бомбежкой автострады № 6, известной как «стрельба по индейкам». Расстреляли иракцев-беженцев, уходящих на север по дороге в Басру.

В действительности, похоже, многие автомобили уже были брошены. Но для СМИ – которым для возмущения не хватало жертв на Западе, – это было настоящим зверством. Вашингтон немедленно приказал генералу Норману Шварцкопфу прекратить огонь.

«Это ускорило конец войны, – говорит Викери. – Такие дела – плохой пиар. А пиар имеет большое значение».

Беда заключалась в том, что Саддам, безусловно, еще не выдохся. «Он – безумец, но прекрасный шахматист. Он отдал нам все пешки, а более сильные фигуры переместил в тыл и почти ни одной из них не потерял. Они должны были стать его мощной базой после войны».

Союзники могли уничтожить эти силы, не нарушая мандата ООН, считает Викери. «Британские подразделения могли продолжать наступление. Мы могли сбалансировать наши силы и запереть его в котле под Басрой. Могли, но не сделали. Мы не хотели продолжать и убивать невинных иракцев. Мы хотели закончить свою работу.

«Мне очень хотелось остановить его, чтобы он перестал уничтожать болотных арабов [222]и курдов. Нашей позорной ошибкой было то, что мы позволили ему сохранить вертолеты. Он сказал, что они нужны ему для миротворческих операций, а использовал их как боевые вертолеты».

Он считает также, что следовало заставить Саддама сдаться лично на аэродроме в Сафване.

Викери полагает, что союзникам не надо было вторгаться в Багдад. «С точки зрения добрых старых имперских традиций Багдад надо было захватить и взять все в свои руки, но никто из нас не был готов к этому».

Он полагает, что можно было сделать гораздо больше, при этом законно, чтобы уничтожить боевую технику Саддама и помочь оппозиции. «Я жалел о том, что мы не помогли диссидентам, хотя бы намекнув им – тут я не хочу задеть ничьих чувств, – что окажем им поддержку».

Сейчас Викери – военный консультант. Субботние дни он проводит стреляя – с большей точностью, по его словам, чем иракские зенитки, но с меньшей, чем крылатая ракета. Он поддерживает последнюю операцию, но не верит, что Клинтон начал рисковую операцию за рубежом в надежде преодолеть внутренние проблемы. «Это не поможет, и он понимает это».

Для кавалериста Викери поразительно оптимистичен в отношении бомбардировок. «Точность крылатых ракет такова, что они в окно здания попадают. Погибших в Ираке на удивление мало, если учесть, сколько бомб на них сброшено.

«Так что в дальнейшем война будет бескровной». Он даже настаивает на термине «ослабление» применительно к снижению вражеской угрозы на определенный процент.

«Нельзя сделать другое – выиграть войну, занять территорию и удерживать ее с помощью авиации. Авиационные удары сыграли свою роль, но это была “ограниченная война”, – говорит он. – На экзамене в Сандхерсте [223]был вопрос, возможна ли ограниченная война. Получается, что да.

Не думаю, что она приведет к его свержению. Она помешает ему на какой-то период вновь собрать такое вооружение. Боевую технику можно восстановить, на это уйдет много времени, и стоить это будет немало. Но я не думаю, что это расстроит планы Саддама или отобьет у него желание делать то, что ему хочется».

У нас был шанс сделать это восемь лет назад, но мы его упустили.

Мы почувствовали: что-то назревает, как только подъехали к заправочной станции. Среди огромной толпы иракцев с канистрами стоял американский танк. Необычное зрелище. Солдаты спрыгнули с танка и расхаживали вокруг с винтовками наизготовку. Затем я услышал крик и увидел, что американцы, используя свои винтовки как палки, отгоняют тех иракцев, которые явно искушали судьбу. Затем стоявший рядом со мной чернокожий сержант принялся орать на иракца. «Слушай, ты, вали отсюда, кому говорят!» – орал он и размахивал винтовкой.

Иракец оказался телефонистом с кусачками и телефонной трубкой в руках. Он стоял перед открытым релейным шкафом, обмотанный проводами по самые уши, и пытался устранить неисправность, которая оставила Багдад на три недели без телефонной связи, электричества, а в некоторых местах без водоснабжения и канализации. Американец повторил свою команду еще раз. Иракец даже не пошевелился, хотя остальные бурно и невразумительно пытались объяснить, что он делает. Американец начинал терять терпение.

«Ладно, тогда я объясню это по-другому, дружище, – рявкнул сержант, вскинул винтовку к плечу и прицелился иракцу в голову с расстояния полуметра. – Если не уберешься, пристрелю!» В этот момент трагедия казалась неминуемой, поэтому я, к своему ужасу, вмешался. «Слушай, успокойся», – сказал или скорее прохрипел я. Три пары армейских солнцезащитных очков развернулись ко мне, а пара американских винтовок угрожающе качнулись в мою сторону.

В Багдаде стреляют постоянно. Выстрелы звучат за каждым углом. Каждая ночь оживляется хлопками и треском, словно кто-то рядом рвет простыню. В течение последнего получаса я крался мимо десятилетнего пацана с АК-47 через плечо. Он стоял и болтал со своим отцом в дверях магазина. Пять минут назад я вздрогнул, когда другой владелец магазинчика наставил на меня свой пистолет, чтобы показать, как он борется с эпидемией воровства. Но за мои три дня в Багдаде данный инцидент был, безусловно, самым страшным. И в какой-то момент я по-настоящему пожалел, что не надел бронежилет, который любезно предложил мне Фёгал Кин из Би-би-си. «Ты!» – крикнул американец. Именная тесемка на его каске указывала, что его звали Кучма, группа крови А, резус-фактор отрицательный. «Кто такой? Убирайся! Нет, стой, дай-ка мне это, – сказал он, содрогнувшись от гнева, когда увидел мою камеру. – Дай сюда, или я тебя арестую».