Майк Тайсон - Беспощадная истина

– Пойдем наверх, – предложил я и повел его в холл.

– Здравствуйте, мистер Тайсон, – сказали мне швейцар и парковщик.

– Ого, я вижу, ты большой человек! – воскликнул отец.

– Да нет, не такой уж и большой, это просто так кажется, – ответил я.

Уже несколько лет отец хотел встретиться со мной. В октябре 1988 года издание «Нью-Йорк пост» направило к нему в Бруклин репортера, который взял интервью.

– Я не хочу идти к Майку с протянутой рукой, – сказал отец репортеру. – Я не хочу от Майка денег. Не скажу, что я не взял бы их и не смог бы их потратить, но я возьму их только в том случае, если Майк захочет их дать.

В то время я был слишком сосредоточен на боксе, чтобы поддерживать с ним связь. Но за эти годы я слышал от людей из Бруклина много историй о своем отце. Он был весьма ловким уличным парнем – карманником, картежником и сутенером/дьяконом. Отец был одним из тех фанатичных проповедников христианства, которые готовы убить тебя за Иисуса. Он был из города Шарлотт, Северная Каролина, расположенного как раз в библейском крае [173]. Когда он был моложе, то пел в группе, исполнявшей «госпел» [174]. Он верил в Иисуса всю свою жизнь, но одновременно занимался и грязными делами. Он был то, что надо. Он хорошо одевался и овладевал всеми женщинами в своей церкви, когда они приходили к нему за советом. Когда я рос в Бруклине, женщины останавливали меня на улице и говорили мне: «Твой отец со своим братом были сутенерами, и мы работали на них». У него была репутация самого крутого карманника и сутенера в Бруклине.

Я никогда не был таким крутым, как мой отец. Я всегда хотел казаться таким же крутым, но на самом деле был человеком иного склада. Я слышал, что отец должен был уехать из Северной Каролины после ссоры с белым парнем. Его дядя, который был типичным дядей Томом, выступал в этом деле посредником и спас отцу жизнь, пообещав, что тот уедет из города. Поэтому-то он и появился в Нью-Йорке. Когда он попал сюда, он пошел в бар и начал разговаривать с хорошенькой девушкой. Появился парень с шикарной большой шляпой, один из нахальных черных парней известного типа, спихнул отца с барного табурета и сам заговорил с девушкой.

– Этот ублюдок – ниггер, деревенская задница, – сказал парень девушке. – Не трать на него свое время.

Тогда мой отец сел в автобус, съездил в Шарлотт, взял свою винтовку, вернулся в Нью-Йорк, нашел этого парня и выстрелил в него. Если у него возникал конфликт с полицией в Бруклине, он со своим братом запросто устраивал перестрелку с копами. Отец пользовался большим уважением в общине Бруклина.

Моя мать встретила отца в Шарлотт. Она ходила в школу в Уинстон-Сейлеме, где встретила сестру отца, которая, по существу, была его вербовщицей. Она забирала для него наркотики и находила симпатичных женщин. Вот она и привела мать на встречу с отцом. Пока я рос, отец появлялся не часто, он приходил лишь время от времени. Мы не особенно доверяли ему, потому что мама была на него сердита, но я считаю, что в отношении семьи он делал все, что было в его силах. В то время черному было нелегко иметь семью.

Итак, мы пошли наверх, и ему понравилось мое жилище. Мы заказали перекусить и просто поговорили. Похоже, он был удивлен, что я так по-доброму отнесся к нему. Я понял, что ему были нужны деньги, поэтому я дал ему немного. Я действительно, хотел узнать о нем побольше, поэтому я предложил ему навестить меня в Огайо. Я предложил купить ему машину, чтобы он смог приехать туда, и спросил, как он отнесется к «Мерседес-Бенц».

– О боже, нет, сынок, пожалуйста, не надо, – стал он протестовать. – Я умею водить только «Кадиллак», я не умею водить «Мерседес».

У него, как у любого сутенера/проповедника, была такая любовь к «Кадиллакам».

Он приехал в Огайо спустя несколько недель вместе с двумя детьми моей сестры. В то время он был очень интересным человеком. Весь день, с девяти утра до пяти вечера, он провел в церкви. Затем он пришел домой, чем-то перекусил и вернулся в церковь, где пробыл до одиннадцати.

Ему, очевидно, нравился мой образ жизни. Через несколько дней он освоился и пригласил в дом одного из своих друзей-проповедников, парня, который был одет очень круто. Они сидели и обсуждали разную хрень. Я наблюдал за ним, изучал его характер. Я заметил, что он любил леденцы. Шестидесятивосьмилетний мужчина любил леденцы! И я подумал: «Ух! Я ведь тоже леденцовый парень [175] . Вот откуда у меня это пристрастие!»

В известном смысле я завидовал тому, как он строил свои отношения с женщинами. На его фоне я смотрелся просто жалко. Но он вынужден был применять к женщинам силу. Отец был весьма успешным сутенером, но в семье не могли распутничать сразу двое. У отца было семнадцать детей, и все они стали замечательными людьми. Позже я встречался с некоторыми, и никто из них не превратился в такого психа, как я.

Как-то я посадил отца и сказал ему:

– Научи меня чему-нибудь. Что ты знаешь о жизни? Что можешь передать мне? Быть мне отцом.

– Я не могу научить тебя ничему, сынок, – ответил он. – Я знаю лишь Библию и сутенерство. А это не для тебя. Я знаю это, я видел тебя с женщинами.

Я попытался произвести на него впечатление своими очаровательными девушками.

– Ты простофиля, сынок. В этом нет ничего плохого, некоторые ведут себя так же, когда дело доходит до женщин, – сказал он. – Некоторые мужчины никогда не достигают такого уровня, чтобы держать женщин под контролем. Ты один из таких парней. Ты не знаешь, как разговаривать с женщинами. Ты не знаешь, как следует это делать. Ты целуешь их в рот. Б… дь, а ты знаешь, чем они занимаются в твое отсутствие? Они, б… дь, сосут мой член, или кто-то ссыт им в рот. А ты целуешь их, запуская свой язык в их рот, сынок.

Когда отец впервые пришел в гости, он вел себя весьма скромно. Но как только он увидел, что я с ним откровенен и дал ему денег, он стал более заносчивым.

– Честно говоря, я не знаю, действительно ли ты мой сын. Ты берешь женщину, затем еще кто-то берет ее, мы практически встречаемся друг с другом, – заявил он мне в конце своего пребывания. – А иногда ты просишь их собраться вместе. У меня было пять или шесть девушек в одном доме с твоей мамой…

Вон как! Он становился слишком бестактным и давал мне слишком много информации. Я не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы справиться с этим.

– Эй, приятель, остынь, – сказал я. – Я люблю свою мать. Ты мой отец, и я люблю тебя. Давай не будем говорить о тебе и о ней. Давай просто общаться, как отец и сын.

Были некоторые вещи, которые следовало завершить до начала исполнения наказания. Я был убежден, что мне предстоит угодить в тюрьму, поэтому я позвонил Натали, матери моего сына Д'Амато.

– Слушай, я сейчас собираюсь послать тебя сто тысяч долларов. Потом, пока я буду в тюрьме, я распоряжусь, чтобы тебе каждый месяц посылали некоторую сумму.