Майк Тайсон - Беспощадная истина

Как только она получила эти деньги, она пошла, наняла адвоката и предъявила мне иск на несколько миллионов. И это было замечательно, потому что много лет спустя, когда дело продвинулось, мой адвокат добился проведения по постановлению суда теста для определения отцовства, и оказалось, что малыш не был моим ребенком. Я заслужил это. Вот что случается, когда ты трахаешься с шлюхой. Это было еще одно жестокое предательство. Когда пришел результат этого теста, я был раздавлен. Я ведь, действительно, считал, что это мой ребенок. Я провел с ним много времени. Я даже гордо позировал с ним на обложке журнала «Джет». Та женщина несколько лет мучила и преследовала меня после этого теста на отцовство. Думаю, что в ее жизни больше не случится ничего светлого. Я не удивлюсь, если узнаю, что кого-то, кто был связан с ней, нашли в доме мертвым, или что-то в этом роде.

После того как мне определили меру наказания и провели необходимые процедуры, меня направили в Молодежный центр штата Индиана. Это была тюрьма среднего уровня безопасности, такие были созданы в 1960-х годах для богатых белых молодых правонарушителей, совершивших ненасильственные преступления. К 1992 году тюремная система штата Индиана была настолько переполнена, что в такие тюрьмы начали отправлять и взрослых правонарушителей, в основном осужденных за сексуальные преступления и правонарушения, связанные с наркотиками, которым было сложно находиться в настоящих суровых тюрьмах. Но время шло, и сюда стали направлять некоторых убийц и других лиц, совершивших насилие. Когда я здесь появился, в этой тюрьме было около 1500 заключенных, более 95 процентов из них – белые.

Меня распределили в сектор М, один из новых блоков. Мы там размещались в камерах на двух человек с армированными дверьми и небольшим окном вместо решетки. При входе в камеру налево были две койки, а направо – туалет и шкафчик для хранения своих вещей. Был также стол для занятий. Вся камера была восемь на девять футов [176].

В то время я не понимал, что находиться в тюрьме, даже за преступление, которого я не совершал, для меня было неприятностью, обернувшейся благом. Если бы я остался на воле, бог знает, что могло бы случиться со мной. Оказавшись запертым, я в первый раз в своей жизни мог отдышаться и успокоиться. Безусловно, было бы неверно полагать, что я сразу же обрел просветление и весь день пел христианские гимны. Когда я здесь оказался, я был зол, как черт. Я знал, что мне предстоит тут находиться не менее трех лет. Если бы на месте Дезире была белая девушка, меня бы заперли лет на триста.

Первые несколько недель тюремного заключения я находился в ожидании кого-то, кто испытает меня, проверит на слабость. Мне не терпелось доказать этим психопатам, что я так же одержим мыслью об убийстве, как и они, если не больше. Все эти звери должны были уяснить, что нельзя даже приближаться к моей камере или прикасаться к моему дерьму. Я был агрессивен, я готов был к войне.

Однажды, вскоре после того, как я попал в тюрьму, я прогуливался, и один парень заорал на меня: «Эй, Тайсон, гребаный прыгун из-за дерева!» Я понятия не имел, о чем он говорит. Я подумал было, что это такой комплимент, что я был великим спортсменом, способным демонстрировать удивительные проявления физической силы, например перепрыгивать через деревья. Но потом я решил уточнить.

– Прыгун из-за дерева, Майк, – это педофил-насильник, – пояснили мне. – Речь идет о парне, который поджидает за деревом гуляющих маленьких детишек, затем выскакивает из-за дерева и хватает их.

– О господи! – воскликнул я.

Несколько дней спустя я сидел в общей комнате, и рядом со мной сел один потрясающий заключенный. Он был чрезвычайно вежливым христианином, постоянно улыбался, его любили и уважали в тюрьме.

– Майк, ты не насильник, – сказал он, глядя мне прямо в глаза. – Я был рядом с тобой. Ты большой глупый парень, который любит повеселиться, но ты никого не насиловал. Я знаю это, потому что я сам – насильник. Я сделал это. Я зверски изнасиловал и оскорбил женщину. Ты когда-нибудь видел белую женщину, которая приходит ко мне на свидание? Это не моя девушка, это моя жертва.

– Что?

– Теперь я пришел к богу, Майк. Я написал ей, и мы стали общаться. Она навещает меня. Так что я знаю, кто насильник, Майк, я знаю это.

В то время как я осваивался в тюрьме, снаружи разгорелись споры. Согласно опросам общественного мнения, значительное число людей подвергало сомнению вынесенный мне вердикт, в основном женщины. Подавляющее большинство черных также считало, что в моем деле не было справедливого судебного разбирательства. Даже один из присяжных, участвовавших в моем процессе, сказал журналисту, что никто из черных в пуле присяжных заседателей не хотел принимать участия в этом деле, потому что они боялись.

Я каждый день говорил с Доном по телефону, и он уверял меня, что работает над моим немедленным освобождением. Так что, можете представить мои чувства, когда 31 марта, через шесть дней после того, как я отправился в тюрьму, судья отклонил мою апелляцию. Я перестал принимать твердую пищу, ограничившись жидкостями. Затем я начал получать замечания от администрации. Меня наказали за то, что я дал автограф некоторым заключенным. Я стал весьма агрессивным, и мне записали нарушение дисциплины за угрозы в адрес охранников и других заключенных.

У меня как-то случилась перебранка с крупным молодым светлокожим негром по имени Боб. Вначале мы дурачились, но затем дело приняло более серьезный оборот, и он совсем уже собирался уходить, когда я поставил ему на макушку здоровенную шишку. Один из заключенных, Уайно, подошел к нам и посоветовал мне остыть.

– Ты ничего не сможешь доказать этим придуркам, – сказал мне Уайно. – Эти парни намерены здесь торчать еще долго, а тебе надо постараться как можно скорее вернуться домой, брат.

И он был прав. К счастью для меня, когда подошел охранник, Боб не сдал меня. Он сказал, что споткнулся. Иначе мне могли бы добавить еще несколько месяцев тюрьмы.

В таком месте, как это, трудно было сохранить человеческие качества. Я видел то, что не мог понять. Я не мог понять, зачем одно человеческое существо поступает так по отношению к другому. Я видел, как резали друг друга за сигарету. Как заливали бензин в чужой сотовый телефон, пытаясь сжечь его. Как набрасывались на женщину-охранника, чтобы затащить ее в туалет и там изнасиловать. Как охранникам наносили ножевые ранения в голову и избивали их степлером. Тех, кто так поступал, уже ничего не волновало. Они уже были осуждены на сорок, пятьдесят, сто лет. Им не могли дать срок больше, чем у них уже был. Поэтому ничего не оставалось, кроме как общаться с этими, по существу, психопатами. Это было все равно что ходить по лезвию бритвы. Этих людей следовало бы скорее направлять в больницу, а не в тюрьму.