Пол Джонсон - Наполеон

По другой версии биографов, Бонапарт был копией одного из своих тосканских предков – кондотьера [1], солдата удачи, который продавал свой меч любому, кто был в состоянии хорошо заплатить, и основал свою династию на деньги, скопленные в войнах. Действительно, до того как в 1768 году Франция взяла власть на острове в свои руки, Корсика зависела от Италии, которая находится гораздо ближе, и которая дала Корсике свою письменность и культуру. Но Бонапарт никогда не демонстрировал привязанности к Италии как к государству, он соглашался с определением австрийского дипломата Меттерниха: Италия – «не более чем географическое название», и когда сделал своего сына и наследника королем Рима, он тем самым возрождал гораздо более раннее понятие государства. Наполеон не питал никаких чувств ни к одному из итальянских городов, обозначивших себя в истории, рассматривал их как добычу, как разменные серебряные и золотые монеты, которые надлежит отнять у врага и раздать членам своей семьи и своим соратникам. Самих же итальянцев он ни во что не ставил.

Вглядываясь в морские дали, как любой корсиканец в Аяччо, он испытывал мальчишеское преклонение перед военно-морским флотом Великобритании, который царил в водах Средиземного моря, так далеко от дома, и так уверенно. В свое время он мечтал служить в британском Королевском флоте в качестве корабельного гардемарина и со временем командовать одним из тех отполированных, начищенных до блеска, красиво окрашенных – и грозных – трехпалубных суден, которые иногда бросали якорь в бухте Аяччо. Но на это нужны были деньги и, что еще важнее, протекция или связи. Ни того ни другого у его семьи не было. И момент был упущен. Однако весьма любопытно остановиться на этих его первых детских устремлениях и представить, каким образом развивалась бы история, воплотись в жизнь его мальчишеские мечты. Ребенком Бонапарт отличался хорошими способностями к математике, которые он сохранил на всю жизнь, в его профессии они были неоценимы. Знание математики помогло бы ему и в море. Несомненно, он сделал бы карьеру во флоте, и стал бы соперником самого Нельсона. В действительности же море, столь притягательное для честолюбивых корсиканцев, стало смертельным врагом Бонапарта. Наполеон не понимал его истинного стратегического значения, а морской аспект геополитики всегда ускользал от него. Его последней, роковой ошибкой было то, что 15 июля 1815 года он поднялся на борт британского судна «Беллерофон». С этой минуты он больше никогда не был свободным человеком. Ожесточение Бонапарта против британцев частично объяснялось его верой в то, что власть, которую давало им превосходство на море, неправильна и противоестественна. Он был недоволен и раздражен несправедливым успехом блокады, которая завела его в бесконечный лабиринт континентальной системы [2], сыгравшей не последнюю роль в его падении.

Бонапарт всего раз в жизни предлагал свои услуги в качестве наемника. Он, уже опытный воин, получивший офицерский чин во французской армии, был недоволен медленным карьерным ростом и поэтому подумывал о том, чтобы перейти на службу к турецкому султану, как делали с то время многие офицеры-европейцы. Однако тогда вовремя подвернулась возможность послужить Франции в более высоком чине, и он оставил эту идею. По складу характера Бонапарт не был наемником. Но не был он и пылким патриотом. Им двигали вовсе не чувства – мирские или религиозные. Если какие-то метафизические силы и оказывали на него влияние, то он был, скорее, жертвой суеверий и предрассудков, но жертвой добровольной. Он верил в свою звезду, как верили древние римляне, которыми он восхищался (насколько он мог кем-то восхищаться). Наполеон чувствовал, что у него особое предназначение, и большую часть своей жизни свято в это верил. Но, веря в свою судьбу, он все-таки был полон решимости бороться за нее – на то у него были воля, ум и оружие. В своих материальных расчетах он придерживался четкой последовательности. Ему не нужен был ни казначей, как наемнику, ни высокий идеал, как патриоту, – только источник власти, чтобы захватить и получить еще большую власть. Когда он спросил себя, где находится ближайший источник власти, ответ появился немедленно – во Франции.

То есть место рождения Бонапарта важно только с той точки зрения, что по нему Бонапарт был подданным именно французской короны. С 1772 по 1786 год Корсикой или, скорее, укрепленными приморскими городами управлял бретонский аристократ граф де Марбеф. Он создал собственную партию, в которую вошел и Карло Буонапарте. Денег у Карло не было, но у него было шестнадцать поколений предков-аристократов, поэтому Марбеф смог отправить его в Версаль как представителя местной аристократии. Карло отсутствовал некоторое время, и в этот период шестидесятилетний Марбеф, который всегда был волокитой, завел легкую интрижку с Летицией (во всяком случае, так утверждали очевидцы). В свою очередь он воспользовался фондом, который ежегодно выделял средства для оплаты 600 мест в элитных французских школах для детей из обедневших французских семей, которые могли доказать свою принадлежность к дворянскому сословию. Бонапарты смогли представить необходимые доказательства, это единственное, что они могли сделать, и 31 декабря 1778 года военный министр зачислил девятилетнего Бонапарта в королевскую военную школу. Его старший брат Жозеф тоже получил такую привилегию, и Марбеф обеспечил обоим братьям бесплатные места в подготовительной школе в Отене.

Таким образом, к концу следующего года Бонапарт и его брат Жозеф поехали во Францию в первую очередь для того, чтобы выучить французский язык. С того момента о них заботились правительственные службы династии Бурбонов. За годом в Отене последовали пять лет в военном колледже в Бриенне и год в высшем военном училище в Париже. За эти семь лет Бонапарт превратился в профессионального военного французской армии. Бонапарта поражали две вещи. Первая – относительная роскошь, в которой жили простые кадеты, находясь на полном содержании у старого режима. Все это он отбросил, когда его слово приобрело вес в управлении французской армией, тогда благосостояние и уровень жизни всех ее военнослужащих, включая офицерский состав, зависели от их умения побеждать, захватывать и удерживать трофеи. И, во-вторых, он осознал, как важно использовать свои математические способности. Это помогло ему во время учебы в академии (сорок второй из пятидесяти восьми в рейтинге). Он получил патент на офицерский чин младшего лейтенанта в артиллерийском полку в Ля-Фер. Это неплохое начало для младшего офицера, без гроша в кармане и без влиятельных друзей, который при этом должен был щеголять в шикарном мундире гвардейца или кавалериста. Но еще важнее, что Бонапарт стал уделять неустанное внимание роли вычислений и расчетов в войне: какое расстояние предстоит пройти; с какой скоростью и каким маршрутом будут двигаться войска; нужное количество припасов, животных, средств передвижения, необходимых для транспортировки; скорость расхода боеприпасов при разных боевых действиях; коэффициент возмещения личного состава и животных; потери в личном составе по болезни, в сражениях и по причине дезертирства – все элементы военной логистики восемнадцатого века. Бонапарт выработал привычку вычислять все это в уме, чтобы сразу диктовать приказы. Он также научился, как никто, читать карты. У него был дар, граничащий с гениальностью: в плоском, двухмерном, зачастую неточном изображении на бумаге, он видел реальную местность. Мало кто из молодых офицеров его времени имел подобные навыки или хотя бы старался их приобрести. Большинство офицеров той поры в ответ на вопрос, сколько времени потребуется, чтобы перебросить осадную артиллерию от французской крепости Верден до пригорода Вены, изумленно пожали бы плечами или ответили наугад. Бонапарт же сверился бы с картой и точно ответил, сколько дней и часов на это уйдет. Такой четкий подход к ведению войны делал Бонапарта не просто хорошим тактиком. У него были все задатки стратега, более того – геостратега.