Саймон Монтефиоре - Молодой Сталин

На первом заседании Центрального комитета Ленин и Зиновьев предложили кооптировать в него Сталина [144]. Ленин теперь ценил его как эксперта по национальному вопросу. Он понял, что Сталин был одним из немногих большевиков, которые, как и сам Ленин, предлагали политику, способную завоевать последователей среди различных народов империи, не обещая им при этом независимости. Портной исправно докладывал своим нанимателям в охранке, что в Русское бюро избраны Сталин, Спандарян и Серго и им “назначено жалованье по 50 руб. в месяц”. В отличие от охранки Сталин не сразу узнал о том, что происходило в Праге, и написал Крупской, чтобы разобраться. “Получила письмо от Ивановича [партийный псевдоним Сталина], – сообщала Крупская Серго. – Видно, страшно оторван от всего, точно с неба свалился. <���…> Жаль, очень жаль, что он не попал на конференцию”. В зашифрованном послании Сталин умолял Швейцер рассказать о пражских новостях.

Но изоляция подходила к концу. Серго уже ехал в Вологду.

18 февраля 1912 года вологодские шпики зафиксировали, что Кавказец встретился с “неизвестном мужчиной” – без сомнения, Серго. Он сообщил Сталину, что его кооптировали в Центральный комитет, высший орган партии, – этот статус Сталин сохранит на всю жизнь. Кроме того, Орджоникидзе снабдил Сталина деньгами, явками и паролями. Вероятно, тогда Сталин и Крупская (не просто жена Ленина, но и главная партийная шифровальщица) договорились использовать в качестве шифра стихотворение Горького “Валашская сказка” (“Легенда о Марко”). Сохранился лист, на который Сталин переписал это стихотворение.

Тем временем Ленин, вернувшийся в Париж, забил тревогу: “От Ивановича ничего. Что он? Где он? Как он?” Наконец Серго написал Ленину, что встретился с Сосо: “Окончательно с ним столковались; он остался доволен исходом дела”. Пора было снова исчезнуть. Когда Сталину нужно было уехать из Вологды, он давал полицейским пять золотых рублей. По словам Веры Швейцер, так он убегал пять раз.

Его хозяйка Гаврилова увидела, что он собирает вещи.

– Вы совсем уезжаете?

Подумав, он ответил:

– Да.

Она сказала, что должна известить полицию. Он попросил сделать это завтра. Она согласилась.

Наблюдение установило, что в два часа пополудни 29 февраля он самовольно сел на поезд, идущий в Москву. Но до этого он получил последнее письмо от своей школьницы. Он купил еще одну фривольную открытку, на которой была изображена скульптура – целующиеся влюбленные, – и написал ответ Нарядной:

Уваж-мая П. Г.!

Ваше письмо передали мне сегодня… <���…> По старому адресу больше не пишите, так как там никого нет больше из нас… <���…> За мной числится Ваш поцелуй, переданный мне через Петьку. Целую Вас ответно, да не просто целую, а горррррячо (просто целовать не стоит).

Итак, в последний день февраля 1912 года Сталин без разрешения сел в поезд, идущий в столицу через Москву. Новый член ленинского ЦК отправился в путь 2 .

“В один из зимних холодных и мрачных петербургских дней… я сидел над каким-то курсом, – рассказывает Кавтарадзе, студент Петербургского университета, преподававший сестрам Аллилуевым математику. – Раздался стук в дверь, и в комнату вошел Сталин… <���…> Я знал, что он находился в ссылке. С обычным веселым и приветливым выражением лица, несмотря на трескучий мороз, в демисезонном пальто, он… не раздеваясь, сказал: “Я у тебя некоторое время побуду”. <���…> “Я немного отдохну… Я сейчас из Москвы. <���…>. В Москве на вокзале я заметил слежку, и… когда я вышел здесь из вагона, увидел того же самого шпика… Сейчас он торчит на улице”.

“Дело было ясно и серьезно”, – пишет Кавтарадзе. Они ждали до темноты. Кавтарадзе решил, что выход только один: Сталину придется одеться в женское платье. Он достал несколько платьев, а Сталин примерил их – но маскировка была заметна. “Я имел возможность тут же достать женскую одежду, – вспоминал Кавтарадзе, – но преображение Сталина в женщину было совершенно безнадежно”.

Сталин заметил: шпик “сразу не взял, видимо, хочет проследить”. “Я пока прилягу”.

– Да, поспи. Может быть, он не выдержит мороза. Как армия Наполеона, – пошутил Кавтарадзе.

– Выдержит, – заверил Сосо, лег спать и проспал весь день. Но, когда они вышли на улицу, агент был тут как тут.

– Походим пока, – предложил Сосо.

Он проголодался, поэтому друзья зашли в ресторан Федорова, но филер поспел и туда.

– Черт возьми! – выругался Сталин. – Как из-под земли появляется!

Мимо проезжал “лихач”. Сталин остановил его, вскочил в сани и “понесся стрелой”, но шпик сел в следующие. Началась погоня – сани друг за другом мчались по Литейному проспекту. Когда явочная квартира была уже недалеко, Сталин выпрыгнул в сугроб, и снег облепил его с ног до головы. Перед самым его носом “промчались охранники, догоняя пустые сани” [145].

“Через три дня Сталин, переодетый в форму студента военно-медицинской академии, вышел из своего убежища…” В тот год это была основная его петербургская маскировка. Он остался в городе где-то на неделю. Сталин получил новое задание – превратить еженедельную большевистскую газету “Звезда” в ежедневную “Правду”.

Сталина привели на квартиру к Татьяне Словатинской – образованной, красивой 33-летней большевичке. Она была сиротой, занималась самообразованием, училась в консерватории и была поклонницей Шаляпина. Подпольный агент Ленина Елена Стасова научила ее составлять шифры. Татьяна была замужем за революционером-евреем по фамилии Лурье, у них было двое детей. Она часто укрывала у себя беглых большевиков – один из них привел “кавказца с партийной кличкой Василий”; “примерно с неделю он жил с нами”.

“Василий” (новый псевдоним Сталина) ей поначалу не понравился. “Он показался мне сперва слишком серьезным, замкнутым и стеснительным. <���…> С трудом я настояла, чтоб он спал с большой комнате и с бóльшими удобствами. Уходя на работу, я каждый раз просила его обедать с детьми, оставляла соответствующие указания работнице [146]. Примерно с неделю он жил с нами. Я как связист ПК выполняла и его поручения…” Сталин сделал ее своей секретаршей перед выборами в Думу. Словатинская была женщиной вполне раскрепощенной, в духе ранних феминисток. Он завел роман с “милой, дорогой Татьяной” – об этом было “известно” советским вождям.

Иногда Сталин приходил к Аллилуевым. Анне Аллилуевой та зима в Северной Венеции запомнилась “снежными сугробами, морозами, ледяной санной дорожкой”. “Выехали на улицы украшенные лентами, звенящие колокольчиками и бубенцами низкие финские саночки. <���…> Коренастые лошадки… несли по укатанной дорожке смеющихся седоков”. Анна и ее младшая сестра Надя прилипли к окнам – они мечтали покататься на санях. И тут появился Сосо: “А ну, кто хочет прокатиться на вейке? Живо одевайтесь, поедем сейчас же!” Девочки пришли в восторг. “Мы все вскочили с радостными восклицаниями, – рассказывает Анна. – <���…> Нам предлагают прокатиться… И кто приглашает – Коба, Coco!” – тот, чьи статьи они с интересом читали. Теперь девочки узнали его получше: “Обычно молчаливый и сдержанный, он часто по-молодому смеется и шутит, рассказывает забавные истории. Он любит подмечать смешные черточки у людей и передает их так, что, слушая, люди хохочут”. Но в этот раз он спешил.