Ишмаэль Бих - Завтра я иду убивать. Воспоминания мальчика-солдата

После одного кровопролитного боя, жертвами которого стали, помимо прочего, много мирных селян, мы захватили в плен нескольких боевиков. Их раздели и связали так туго, что грудная клетка была натянута, как кожа на барабан.

– Откуда вы взяли все эти боеприпасы? – спросил капрал одного из повстанцев, мужчину с сильно спутанной бородой. Тот плюнул спрашивавшему в лицо, а капрал молниеносно выстрелил в обидчика. Убитый упал на землю, из пулевого отверстия на лбу медленно вытекала кровь. Мы одобрили поступок Гадафи восторженными выкриками и, поравнявшись с ним, отдали ему честь. Неожиданно пули ударили в грудь и голову одного из моих товарищей, мальчишки по имени Лансана. Стрелял кто-то из повстанцев, спрятавшихся в кустах. Мы тут же рассеялись по всей деревне и вскоре поймали боевика – молодого мускулистого парня. Лейтенант, недолго думая, полоснул его по горлу лезвием штыка. Молодой человек некоторое время метался по деревне, а потом упал и больше не двигался. Мы снова закричали, засвистели и, подняв автоматы, дали на радостях несколько очередей в воздух.

– Если кто-то вздумает с нами шутки шутить, пристрелите его, – сказал лейтенант, оглядывая пленных. Мы подожгли соломенные крыши хижин и ушли, уведя всех захваченных с собой. Языки огня взвились за нашими спинами. Вначале они бились, как в агонии, а потом заплясали на послеполуденном ветерке.

– Наша задача, – лейтенант указал на себя и на нас, – защищать мирных жителей, и мы сделаем все возможное, чтобы они чувствовали себя в безопасности.

Тут он обернулся к селянам и продолжал:

– Перед нами стоят непростые задачи, но мои солдаты – сильные и волевые люди, готовые на все для блага страны. Мы не такие, как повстанцы – отбросы общества, убивающие людей без всякой на то причины. Мы убиваем ради высокой цели, ради спокойной жизни народа. Так что вы должны уважительно относиться к вашим защитникам и той службе, которую они несут.

Он говорил еще долго. Речь его, с одной стороны, была направлена на то, чтобы оправдать наши действия в глазах простых крестьян. С другой – он таким образом пытался поддержать наш боевой дух. Стоя в строю и сжимая автомат, я был доволен и горд: теперь я на службе, занят важным и серьезным делом, а не просто бегу от кого-то куда глаза глядят. У меня теперь есть оружие. Как часто говаривал капрал: «Сейчас этот автомат – источник вашей силы и авторитета. Если вы будете умело пользоваться им, он защитит вас от опасности и обеспечит всем необходимым».

Не помню, что побудило лейтенанта произнести ту речь. Многое вообще делалось без особой причины или без объяснений. Иногда прямо посреди просмотра фильма нам приказывали отправиться в очередной рейд. Мы возвращались через несколько часов, уничтожив тучу людей, и продолжали смотреть кино, будто отлучались на прогулку. У нас было всего три вида занятий: военные операции, кино и наркотики.Никто не оставался в одиночестве и не предавался размышлениям. Беседуя друг с другом, мы обсуждали только трюки киногероев или впечатляющие выходки лейтенанта, капрала или кого-то из боевых товарищей, убивших врага каким-то особым и изощренным способом. Ничего другого в нашей жизни будто бы и не существовало.

На следующее утро после той самой речи лейтенанта должна была состояться казнь захваченных боевиков. Ее предполагалось провести тем же способом, который продемонстрировал недавно лейтенант. Пленников было пятеро, а желающих их прикончить – гораздо больше. Поэтому капрал отобрал для проведения показательной экзекуции нескольких человек: Канеи, меня и еще трех мальчишек. Повстанцев выстроили в ряд на плацу. Руки у них были связаны. По команде Гадафи мы должны были перерезать им горло. Тот, чья жертва умрет быстрее, будет считаться победителем этого импровизированного конкурса.

Мы достали из ножен штыки. Нужно было смотреть в глаза тем, кого отправляешь на тот свет, и я заранее стал приглядываться к доставшемуся мне боевику. Накануне его долго избивали, так что лицо его отекло. Взгляд остановился: он будто бы уставился на какой-то предмет за моей спиной. В целом этот человек казался спокойным, только губы были напряженно сжаты. Жертва мало интересовала меня: это был просто еще один из повстанцев, ответственных за гибель моей семьи. К тому времени я уже свято уверовал в навязанную нам формулу.

Я ждал отмашки капрала. Тот подал сигнал, выстрелив из пистолета. Тогда я схватил пленника за голову и одним плавным движением полоснул ножом по горлу. Лезвие скользнуло вдоль кадыка. Глаза мужчины округлились, он на секунду как-то удивленно и испуганно глянул прямо на меня. С таким выражением на лице он и застыл, а потом повалился вперед и испустил дух. Я отпихнул тело, вытер лезвие штыка об одежду казненного и отрапортовал о выполненном задании капралу, который замерял время таймером. Остальные пленники бились в агонии в руках своих палачей. Некоторые еще шевелились, лежа на земле. Я стал победителем соревнования, второе место занял Канеи. Зрители – взрослые солдаты и мальчишки-рекруты – зааплодировали так, будто я совершил подвиг. Мне присвоили звание младшего лейтенанта, а Канеи – младшего сержанта. Мы отметили это событие, приняв в тот день дополнительную дозу наркотиков и посмотрев больше фильмов, чем обычно.

Теперь у меня была собственная палатка, но я в ней не спал, потому что не нуждался в сне. Иногда в ночи тихий ветерок доносил до меня отдаленные звуки песен, что напевал во сне Лансана. Казалось, что после его гибели деревья стали нашептывать те же самые мелодии.Некоторое время я прислушивался к ним, а потом несколькими автоматными очередями, выпущенными в воздух, прогонял наваждение.

Моим домом стали джунгли, где мы нередко ночевали, и деревни, которые захватывали и превращали в свои базы. Семьей для меня был отряд, а защитником и кормильцем – автомат. Я следовал простому правилу «убивай или будешь убит», а об остальном не задумывался. Прошло больше двух лет, как я служил в армии, и я привык к тому, что убийства – неотъемлемая часть обычной, повседневной жизни. Жалости я не знал. Детство как-то незаметно кончилось, и сердце мое, казалось, окаменело.Смену дня и ночи я замечал, потому что луна и солнце исправно сменяли друг друга на небосклоне, но меня не волновало, воскресенье сегодня или пятница.

Я считал свою жизнь нормальной. Но все начало меняться в те памятные недели января 1996 года. Мне тогда было пятнадцать.

Как-то утром я и еще двадцать моих товарищей отправились в Бауйю, чтобы взять там еду и боеприпасы. Маленький городок располагался к югу от нашего лагеря, в одном дне пешего пути. Мои друзья Альхаджи и Канеи тоже были в этом отряде. В Бауйе мы надеялись повидаться с Джумой, который служил в местном гарнизоне. Было интересно послушать его солдатские байки, узнать, сколько убитых на его счету. А я, помимо прочего, думал встретить там лейтенанта. Может, у него найдется время снова обсудить со мной Шекспира.