Ишмаэль Бих - Завтра я иду убивать. Воспоминания мальчика-солдата

– По крайней мере, мы достойно похоронили их, – сказал кто-то, и все засмеялись. Я тоже улыбался, направляясь к очагу.

Сидя в тепле, я заметил, что у меня все тело в ссадинах и синяках. Их было множество – на спине, руках, ногах. Альхаджи помог мне перевязать некоторые раны и смазать синяки – у повстанцев было припасено много медикаментов. Я понял, что все эти травмы получил от пуль, которые пролетали рядом, едва задевая меня и не причиняя серьезного вреда. Мой организм был слишком накачан наркотиками, а боевой азарт был слишком велик, так что я не ведал ни страха, ни боли и не понимал, какой опасности ежедневно подвергаюсь.Помню, мы с Альхаджи считали, сколько же на мне синяков, и хохотали.

Утром я почувствовал, что кто-то укутал меня в одеяло. Сотрудники центра нашли меня на улице, подняли с земли и повели к корпусу. «Ты не виноват в том, что произошло, ты это переживешь, преодолеешь», – нашептывал мне чей-то голос по дороге.

Я не заходил в медпункт с тех пор, как покинул его несколько месяцев назад, когда медсестру навещал жалкий городской лейтенантишка. Девушка махнула на меня рукой – ей никак не удавалось залучить меня на очередной осмотр. Но однажды днем во время турнира по настольному теннису, на который пришли посмотреть все сотрудники центра, кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся и увидел медсестру. Она была высокого роста, в белом халате и белой шапочке. Впервые я прямо посмотрел ей в лицо. Зубы у нее были белоснежные, и они ярко выделялись на фоне гладкой темной кожи. Обаятельная улыбка делала ее еще красивее. Большие карие глаза светились добротой. Медсестра приветливо посмотрела на меня и протянула бутылку кока-колы.

– Зайди ко мне, когда захочешь, – сказала она, улыбаясь, а потом развернулась и ушла.

Бутылка была холодной. Я так и застыл, держа ее в руках. Мы с Альхаджи ушли из зала, где играли в теннис, и сели на камень, чтобы выпить подаренный напиток.

– А ты ей нравишься, – произнес мой друг со смешком.

Я ничего не ответил. Альхаджи не унимался:

– А она тебе как?

– Не знаю. Она старше. И она вроде за воспитателя здесь, – ответил я.

– Все понятно. Ты хочешь сказать, что боишься женщин, – кивнул Альхаджи.

– Я не думаю, что нравлюсь ей в том смысле, который ты вкладываешь в эти слова.

Я глянул на своего приятеля. Он явно потешался надо мной.

Мы допили бутылку, Альхаджи ушел, а я решил пойти в медпункт. Подойдя к двери, я осторожно приоткрыл ее и увидел, что сестра говорит по телефону. Она знаком велела мне войти и сесть, улыбнулась и взглянула на меня так, что я понял: она рада видеть меня, а не просто улыбается чему-то, что ей сказали на том конце провода. Я огляделся и увидел на стене таблицу. В нее были внесены имена всех находившихся в центре мальчишек. Практически напротив всех стояли галочки, а иногда и несколько. Это значит, что они побывали на осмотре по крайней мере один раз. Рядом с моей фамилией отметок не было. Тем временем девушка положила трубку, сняла листок с таблицей и положила его в шкафчик. Потом она пододвинула стул поближе ко мне и села рядом. Я думал, она задаст мне какой-то вопрос о войне, но вместо этого она спокойно спросила:

– Как тебя зовут?

Странно. Я думал, она знает мое имя.

– Вы знаете, как, – сердито буркнул я.

– Может, и знаю, но хочу, чтобы ты сам назвал мне его, – настаивала она. Глаза ее расширились.

– Ну ладно, ладно. Ишмаэль.

– Отличное имя, – кивнула она. – А меня зовут Эстер. Надеюсь, мы будем друзьями.

– А вы уверены, что хотите дружить со мной? – спросил я. Она немного подумала и ответила.

– Может, и не уверена.

Мы помолчали. Я не знал, что говорить. К тому же на этом этапе своей жизни я никому не верил. Я постиг непростую науку выживания и умел сам о себе позаботиться. Слишком много времени в своей недолгой жизни я был предоставлен сам себе. Мне было не на кого опереться, и, честно говоря, мне нравилось одиночество. Так было проще выжить. Люди вроде лейтенанта Джабати, которому я доверял и которому подчинялся, подвели меня. Как теперь полагаться на кого-то, особенно на взрослых? Я с подозрением относился к ним и не мог понять их намерений, потому что пришел к выводу, что люди дружат, когда хотят использовать друг друга. Так что предложение медсестры я оставил без внимания и уставился в окно.

– Я работник центра, и не более. Если ты хочешь быть мне другом, тебе следует предложить мне дружбу, а я подумаю, стоит ли тебе доверять.

Я невольно улыбнулся, ведь мне в голову пришла та же мысль. Девушку вначале смутило неожиданное изменение выражения моего лица, но потом она сказала:

– У тебя такая хорошая улыбка! Улыбайся почаще.

Я тут же помрачнел и нахмурился.

– Привезти тебе что-то из города? – спросила Эстер, но я ничего не ответил.

– Ладно, на сегодня довольно, – заключила она.

Через несколько дней после нашего первого разговора медсестра сделала мне подарок. Я стоял во дворе и смотрел, как ребята натягивают волейбольную сетку. Тут появился Альхаджи. Он заходил в медпункт на осмотр и передал, что сестра Эстер хочет меня видеть. Я думал посмотреть матч, но Альхаджи потянул меня к медпункту и буквально дотащил до двери, а потом с силой втолкнул туда и убежал, хихикая. Упав на пол, я поглядел вверх. Девушка сидела за столом, что-то писала и улыбалась.

– Альхаджи сказал, что вы меня звали, – сказал я, поднимаясь на ноги.

Она кинула мне пакетик. Я взвесил его в руке. Что бы это могло быть и зачем она мне это дала? Эстер смотрела на меня и ждала, когда я открою подарок. Развернув упаковку, я подпрыгнул от радости, обнял ее, но тут же пожалел, что дал волю чувствам, и сурово спросил:

– Почему вы мне купили плеер и кассету? Мы ведь еще не стали друзьями. И откуда вы знаете, что я люблю рэп?

– Сядь, пожалуйста, – сказала она, взяла плеер, вставила в него батарейки, кассету и снова протянула мне. Я надел наушники и услышал песню Run-D.M.C. It’s Like That And That The Way It Is [31] «Это так, и так тому и быть». – Пер . . Я качал головой в такт музыке, а девушка на мгновение сняла с моей головы наушники и заявила:

– Пока ты слушаешь, я осмотрю тебя.

Пришлось согласиться: снять рубашку, встать на весы. Она проверила язык, посветила фонариком в зрачки… Я был так поглощен музыкой, вслушиваясь в каждое слово песни, что меня все это мало заботило. Но когда она стала осматривать ноги, то заметила шрамы на левой лодыжке. Снова сняв с меня наушники, медсестра поинтересовалась:

– Откуда у тебя это?

– Следы пуль, – буднично ответил я.

Глаза ее погрустнели, и голос задрожал:

– Ты расскажешь мне, как это случилось? Это необходимо, чтобы я могла назначить лекарство.