Ишмаэль Бих - Завтра я иду убивать. Воспоминания мальчика-солдата

Во время одной из разведывательных вылазок мы случайно наткнулись на одну деревню. Считалось, что до ближайшего населенного пункта три дня пути, но уже через стуки ветерок донес до нас запах жарящейся на пальмовом масле еды. Стоял чудесный солнечный день на исходе лета. Я и мои товарищи сошли с тропы и стали пробираться по кустам. Как только за деревьями показались соломенные крыши, все легли на землю и поползли по-пластунски к деревне, чтобы посмотреть, что там происходит. Вдоль околицы лениво бродили несколько вооруженных мужчин. Рядом с каждым домом стояли тюки с вещами: похоже, боевики собирались уходить отсюда. Если бы мы отправились обратно на базу, чтобы привести с собой отряд побольше, то упустили бы повстанцев и не завладели их провизией. Поэтому решено было атаковать селение прямо сейчас. Я отдал приказ своим друзьям занять позиции в ключевых точках вокруг деревни, откуда им хорошо будут видны ее улицы. Мы с Альхаджи подождали несколько минут, пока ребята рассредоточатся; после этого мы с ним должны были подобраться поближе и первыми открыть огонь, дав тем самым знак остальным. Альхаджи и я вернулись на главную тропу и поползли по ее обочинам. У нас было два гранатомета и пять гранат. Мы были уже совсем близко, и я взял на прицел группу боевиков, которую хотел расстрелять первой. Но тут мой товарищ тронул меня за плечо и прошептал на ухо, что хотел бы в этой ситуации опробовать некоторые «приемы Рэмбо».Не успел я возразить, как он уже начал наносить маскировочную раскраску, размазывая по лицу придорожную грязь с помощью слюны и припрятанной в рюкзаке воды. Альхаджи закинул автомат за спину, вытащил штык и провел пальцем по плоской стороне лезвия, а потом пополз вперед, держа это оружие перед собой. Он двигался медленно, освещенный полуденным солнцем. Оно согревало теплом раскинувшееся перед нами селение, обитатели которого не знали, что скоро мы устроим им «темную».

Когда Альхаджи исчез из виду, я навел гранатомет на площадь, где собралось больше всего боевиков, чтобы прикрыть огнем своего друга. Через несколько минут я увидел, как он, пригнувшись, мелкими перебежками пробирается между домами. Временами он замирал, присев и вжавшись спиной в стену, чтобы его не заметили. Он потихоньку проскользнул за спину разморенного солнцем часового, который положил автомат себе на колени. Зажав ему рот, Альхаджи быстро полоснул часового по горлу ножом. Таким же образом он расправился еще с несколькими повстанцами, стоящими на постах, но при этом совершил одну ошибку – не спрятал тела убитых. Я с удовольствием наблюдал за виртуозными маневрами быстро прячущегося Альхаджи, когда один из боевиков вернулся на пост, увидел напарника мертвым и побежал к остальным, чтобы сообщить им о случившемся. Нельзя было позволить ему донести эту весть, и я убил его выстрелом из «G3», а затем выпустил несколько гранат туда, где было особенно много вооруженных людей.

Началась перестрелка. Я не знал, где Альхаджи, но еще не успела стихнуть стрельба, как он ползком вернулся ко мне. Я чуть не убил его, но вовремя узнал своего измазанного грязью Рэмбо. Обстреливая деревню с разных сторон, мы уничтожали всех, кто попадал на мушку, не дав ни единого промаха! Все мальчишки к тому времени стали отличными снайперами, а наш небольшой рост обеспечивал нам преимущество: можно было прятаться даже за совсем низенькими кустами и выпускать очередь во взрослых, которые никак не могли понять, откуда на них летят пули. Мы с Альхаджи израсходовали весь запас гранат и только после этого решили, что деревня у нас под контролем. Теперь можно войти в нее.

Мы прошли по улицам, убивая всякого, кто высовывался из дома или сарая. В какой-то момент стало ясно, что некому нести награбленное нами добро. Поэтому я послал Канеи и Мориба обратно на базу за подмогой. Ребята ушли, прихватив с собой часть боеприпасов, принадлежавших мертвым повстанцам – некоторые из них лежали, все еще крепко сжимая в руках оружие. Джума, Альхаджи и я остались в деревне. Но мы не сидели среди трупов, тюков с одеждой, коробок с патронами и мешков с наркотиками, а спрятались в окрестных кустах и пристально наблюдали за тем, что творится в деревне. Время от времени один из нас возвращался туда, чтобы принести что-то поесть и покурить.

Мы сидели в засаде два дня, а потом вернулись Канеи и Мориба. Они привели капрала, нескольких солдат и крестьян, которые помогли нам перенести трофеи на базу.

– Теперь мы обеспечены всем необходимым на несколько месяцев. Молодцы, парни! – поздравил нас капрал. Мы отсалютовали ему и все вместе двинулись в обратный путь. После того рейда Альхаджи получил прозвище Маленький Рэмбо. Впоследствии он всячески старался соответствовать этому высокому званию. А меня окрестили Зеленой Змейкой, потому что я умел выбирать самые невероятные укрытия – прятаться на деревьях или за крошечными кустиками. С этих точек, оставаясь незамеченным, я мог расстрелять целое селение. Кличку мне придумал сам лейтенант. Он сказал:

– С виду ты не страшный, но на самом деле ты очень опасен. Ты умеешь сливаться с природой, как зеленая змейка. Когда тебе необходимо, ты знаешь, как обмануть, заманить, уничтожить.

Я был горд этой похвалой и во время каждой вылазки действовал так, чтобы оправдать надежды командира.

Я долго смотрел в белый потолок. Его наискосок пересекала глубокая трещина. До меня доносились приглушенные голоса: сдавленный шепоток лейтенанта, короткие смешки медсестры. Я повернул голову и глянул на них. Девушка широко улыбалась, ей явно нравились отпускаемые офицером шутки. Я встал и направился к выходу.

– Пей побольше воды, и ты скоро выздоровеешь. Завтра вечером приходи на осмотр, – крикнула мне вслед медсестра.

– Как тебе вообще здесь? – поинтересовался военный.

Я посмотрел на него с отвращением и сплюнул на землю. Он поежился. «Еще один городской слюнтяй», – думал я, выходя в холл.

Двое ребят играли на веранде в настольный теннис. Многие мальчишки толпились вокруг и с интересом наблюдали за игрой.

Прошло уже более месяца с тех пор, как нас привезли сюда. Большинство справились с ломкой, хотя нередко случалось, что кто-то неожиданно падал в обморок или ни с того ни с сего у него начиналась рвота. К концу второго месяца реабилитации почти у всех прошли и эти симптомы. Но все мы по-прежнему были в угнетенном состоянии духа, а так как теперь было время все обдумать и оценить, то на поверхность сознания стали всплывать тяжкие воспоминания. Последствия пережитого громко заявляли о себе.

Всякий раз, когда я открывал кран, мне казалось, что оттуда хлещет кровь. Я долго и пристально смотрел на струю: она постепенно светлела и превращалась в обычную воду, и только после этого я мог напиться или принять душ. Иногда кто-то из ребята вдруг выбегал из здания с криками: «Боевики идут!» Порой я видел, как мальчишки помладше сидели возле камня и плакали, рассказывая, что это их мертвые родные. Бывало, что мы подстерегали сотрудников центра, связывали их и допрашивали, где их отряд и где они прячут еду, наркотики, оружие и боеприпасы.