Ишмаэль Бих - Завтра я иду убивать. Воспоминания мальчика-солдата

Мы часами дрались без всякого повода, прерываясь только на еду, и во время таких боев поломали почти всю мебель и не раз выкидывали из окон матрасы. Когда звонил колокол, призывавший нас на обед или ужин, мы вытирали измазанные кровью руки, ноги, губы и шли в столовую. Ночью, устав от драк, мы рассаживались во дворе на матрасах и сидели тихо до самого утра, пока нас не приглашали на завтрак. По возвращении всегда оказывалось, что матрасы убраны с улицы и разложены по кроватям. Мы снова тащили их на улицу, проклиная тех, кто внес их в дом. Однажды во время ночных посиделок пошел дождь. Это никого не смутило: мы так и остались сидеть на матрасах. Вытирая воду, хлещущую по лицу, мальчишки прислушивались к стуку капель по черепичной крыше и громкому бульканью в водостоках. Через час дождь кончился, и все, как и в предыдущие дни, досидели до зари. То, что некогда было матрасами, превратилось в грязные и мокрые губки.

После завтрака выяснилось, что на этот раз матрасы никто не убирал. Солнца в тот день было немного, так что к вечеру они не высохли. Мальчишки разозлились и решили найти кладовщика по имени Поппай, бывшего военного, один глаз у которого смотрел куда-то в сторону. Отыскав его, мы потребовали сухие матрасы.

– Придется подождать, пока высохнут те, что вы оставили на улице, – ответил он.

– Нельзя позволять штатским так разговаривать с нами, – произнес кто-то из ребят. Все шумно поддержали его и набросились на кладовщика. Удары посыпались на голову бедного Поппая. Кто-то сбил его с ног, он упал, обхватил голову, а мы долго и безжалостно били его ногами, а потом ушли, оставив свою недвижную и окровавленную жертву лежать на земле. С криками ликования вернулись мы на свою веранду. Потом все притихли, а на меня снова накатила ярость: я скучал по своим боевым товарищам и душа вновь жаждала насилия.

Охранник центра позже отвез кладовщика в больницу. Через несколько дней в обеденное время его выписали. Хромая, он прошелся по столовой и с улыбкой сказал:

– Я не виню вас в том, что вы сделали со мной.

Нас это взбесило. Мы хотели, чтобы «эти штатские» (так мы называли всех работников центра) видели в нас солдат, сильных и опасных, способных уничтожить их. Но большинство сотрудников вели себя так же, как кладовщик: мы причиняли им боль, а они лишь улыбались в ответ, будто сговорились не обращать внимания на наши выходки. И чем больше терпения и понимания они проявляли, тем больше мы ненавидели их.

У меня снова начали трястись руки, приступы мигрени стали мучить с новой силой. Казалось, что в голове гулко стучит по наковальне большой кузнечный молот. От этого беспрестанного, невыносимого и резкого шума все мое тело напрягалось, мышцы болели, вены вздувались. Я скрючивался и катался по полу возле кровати или на веранде. Никто не обращал на это внимания: каждый по-своему боролся со страшными симптомами ломки. Альхаджи, например, тузил бетонные опоры одного из домов, пока не разбил руки в кровь и не обнажились костяшки пальцев. Тогда его отвели в медпункт и несколько дней кололи снотворное, чтобы он не причинил себе еще большего вреда.

Однажды я решил разбить стекла в классах. Не помню, почему я пустил в ход кулаки, вместо того чтобы, подобно остальным, кидать камни. В одном из окон моя рука застряла. Я с трудом извлек ее оттуда, но остановить кровь не мог, так что пришлось идти в медпункт. Я надеялся украсть там бинты и лекарства и обработать рану самостоятельно. Однако медсестра заставила меня сесть на стул и стала вынимать загнанные глубоко под кожу острые осколки. Вытаскивая каждый из них, она поворачивала голову и внимательно заглядывала мне в глаза. Девушка пыталась уловить гримасу боли или страдания, но лицо мое оставалось совершенно бесстрастным. Это ее озадачивало, но она продолжала трудиться над кровоточащими ранами. Я абсолютно ничего не чувствовал. Мне ничего от нее не нужно было, остановить бы кровотечение, и все.

– Сейчас будет больно, – сказала она перед тем, как начать обрабатывать порезы.

А после того, как перебинтовала мне руку, поинтересовалась:

– Как тебя зовут?

Я ничего не ответил.

– Приходи завтра, я поменяю повязку. – Она попыталась погладить меня по голове, но я оттолкнул ее руку и вышел.

Конечно, к медсестре я на следующий день не пошел, но все равно оказался на больничной койке, потеряв сознание на веранде во время приступа мигрени. Очнувшись на кровати в медпункте, я увидел ту же девушку. Она протирала мне лоб влажной марлей. Я схватил ее за руку, оттолкнул и выбежал на улицу.

Усевшись на солнце, я стал раскачиваться вперед и назад. Все тело ломило, в горле пересохло, начало тошнить. Меня вырвало чем-то вязким и зеленым, после чего я снова отключился, а пришел в себя через несколько часов. Возле меня снова стояла та же медсестра. Она протянула стакан воды:

– Можешь, конечно, опять уйти, но я тебе очень советую все-таки провести ночь здесь. – Она погрозила мне пальцем, как мать, делающая выговор упрямому малышу.

Я выпил воды, а стакан швырнул об стену. Она вскочила со стула. Я попытался встать и сбежать, но не смог даже сесть на кровати. Медсестра приблизилась, улыбнулась и сделала мне укол. Потом укутала меня в одеяло и пошла подметать осколки. Мне хотелось скинуть одеяло, но не удалось даже шевельнуть пальцем. Навалилась слабость, глаза начали слипаться.

Когда я проснулся, то услышал рядом шепот медсестры, которая тихонько говорила с кем-то. Я не мог понять, который час, день сейчас или ночь. В виске что-то пульсировало. Постучав рукой по краю кровати, чтобы привлечь внимание девушки, я спросил:

– Сколько времени я здесь пробыл?

– О! Кто это у нас подал голос? Осторожнее с рукой! – отозвалась она.

Я привстал и увидел, что в комнате находится военный. Первое, что пришло мне в голову: сейчас он увезет меня обратно на фронт. Но, рассмотрев его получше, я понял, что он здесь по другому делу. Это был чисто и хорошо одетый – не как полевой командир – офицер в чине лейтенанта, без оружия. Он, видимо, приехал с инспекцией – посмотреть, какую медицинскую и психологическую помощь нам здесь оказывают. Но при этом явно больше интересовался медсестрой, чем мною. «Я тоже когда-то был лейтенантом, – подумал я. – Точнее, младшим лейтенантом».

Меня как младшего лейтенанта назначили командиром небольшого отряда для выполнения коротких разведзаданий. Лейтенант Джабати и капрал Гадафи отобрали в отряд моих старых товарищей – Альхаджи, Канеи, Джуму и Мориба. Мы снова были вместе, но теперь уже не бежали от войны, а были ее участниками. В наши обязанности входило подыскивать деревни, в которых имеются запасы еды, наркотиков, бензина, оружия и патронов. Добытую информацию мы передавали капралу, и тогда в селение направлялось большое подразделение солдат. Они убивали его обитателей, чтобы добыть все необходимое для нашего выживания.