Майкл Льюис - Moneyball. Как математика изменила самую популярную спортивную лигу в мире

К концу 1996 года он окончательно закрепился в Главной лиге. Однако, как только он попал туда, он столкнулся еще с одним испытанием: идиотизмом «Бостон Ред Сокс». Его тщательный подход к отбиванию, его рассудительность, терпение, стремление действовать на основе взвешенных решений и избегать опрометчивых действий считали в клубе недостатком. В «Бостон Ред Сокс» игроков поощряли бить наудачу. В клуб приглашали бесконечную вереницу мозгоправов, ораторов, которые учили игроков пользоваться своей природной агрессией. Будьте мужчинами! Одну штуку Хаттеберг запомнил надолго: кто-то сказал, что у мужчин есть железа, которая называется вилочковой и находится в груди. «Нужно было ударить себя в грудь перед тем, как отбивать мяч, – вспоминал Хаттеберг, – чтобы выпустить наружу всю энергию и агрессию, которая в вас скопилась». (Один бывший игрок «Ред Сокс» Билл Селби до сих пор так и делает.) Хатти почувствовал, что у него может пойти все не очень-то гладко, когда увидел, как менеджмент «Ред Сокс» относится к Уэйду Боггсу. Он проводил много времени с Боггсом на тренировках для отбивающих во время весенних сборов, изо всех сил пытаясь перенять мастерство Уэйда. Боггс, непреходящая звезда бейсбола, был известен тем, что всегда пропускал первую подачу питчера – и любую подачу после первой, если она ему не нравилась. Боггс был самой эффективной машиной, которая когда-либо существовала, по сбору сведений о питчерах соперника. К тому моменту, как Уэйд Боггс заканчивал свой первый выход на биту, его команде обычно удавалось оценить весь «репертуар» питчера.

Боггс отказывался выражать требуемый уровень агрессии, и в «Ред Сокс» его негласно бойкотировали. «На него нападали, когда он зарабатывал прогулку, если на второй базе был игрок, – вспоминал Хаттеберг. – За это его называли эгоистом ».

Если даже Уэйду Боггсу было запрещено проявлять терпение, Хаттеберг сделал для себя естественный вывод: ему тоже никто не позволит быть терпеливым и рассудительным. Когда Хаттеберг намеренно пропускал подачу, несмотря на то что мяч пролетал в зоне страйка, потому что отбить мяч с нормальным результатом было нельзя, менеджеры «Ред Сокс» начинали неодобрительно вопить на него из-под навеса. Они пытались вести с ним беседы о том, как вредит команде, если он не пытается отбить мяч, когда на базах находятся игроки или если он уже имеет два пропущенных мяча. Тренером, который обучал в «Ред Сокс» отбивающих, был Джим Райс. Когда-то у Райса был очень сильный удар, и теперь он долго и настойчиво вел беседы с Хатти. Он выставлял Хаттеберга перед всеми и пытался его пристыдить, что хотя он и имеет процент отбивания, равный.250, то, когда он бьет по мячу, не пропуская первую подачу, процент его отбиваний вырастет до.500. «Джим Райс всегда лупил по мячам как прирожденный фанатик и хотел, чтобы все делали то же самое, – рассказывал Хаттеберг. – Он не понимал, что я не пропускаю первую подачу только тогда, когда она слишком хороша, чтобы ее не отбить». У Хатти был талант точно приспосабливать игру к собственным способностям. И этот талант никто не заметил. Единственное, чего добился Джим Райс от Скотта Хаттеберга, так это того, что заставил его поверить в то, что «из плохих отбивающих получаются лучшие тренеры для отбивающих. Они не пытаются сделать из тех, кого обучают, подобие себя, потому что сами ничего выдающегося не добились».

Каждый раз, когда Скотт Хаттеберг выходил играть за «Бостон Ред Сокс» в качестве отбивающего, он, по сути, бросал интеллектуальный вызов собственному клубу. Отбивание для Хаттеберга являлось продуманным действием. Он не понимал, как можно отбивать бездумно, поэтому продолжал думать о том, как он отбивает. Теперь это свидетельствует о его удивительной решительности, но на тот момент казалось неприятным опытом. Ни разу за те десять лет, которые он провел с «Ред Сокс», никто в Бостоне даже не предположил, что в том, чтобы стремиться отбивать только правильные подачи, сужать зону страйка, стремиться зарабатывать прогулки, попадать на базу, а также не дать вывести себя в аут, может быть некая польза. «Никогда, – вспоминал Хаттеберг, – ни один тренер ничего не объяснял. Все они работали по схеме: выходи и бей посильнее. Философия всех состояла в том, чтобы купить лучших отбивающих, которые только продаются, и пустить дальше все на самотек». «Ред Сокс» было бы все равно, если бы Скотт развязал на площадке отбивающего какую-нибудь напряженную баталию с питчером. Если бы он, скажем, отбивал восемь подач питчера подряд в центр поля. Имело значение только то, что в итоге его бы вывели в аут. «Были игры, где у меня было только два отбивания с попаданием на базу и ни одного хорошего удара за всю игру, – рассказывал Хаттеберг, – и при этом я слышал в свой адрес: “Классно сыграл, Хатти”».

В профессиональном бейсболе никто не пытался даже немного похвалить Хатти за то, что у него получалось лучше всего: за точную оценку размеров страйковой зоны и концентрацию своих умений в пределах ее границ. Клуб «Ред Сокс» был помешан на результатах, Хаттеберг же был помешан на самом процессе их достижения. И именно это сохранило ему рассудок. Он никогда об этом не задумывался, но то, что он постоянно пытался осуществить, было хаотичной попыткой приручить рассудок. И в этом он сумел продвинуться на удивление далеко.

Для главного офиса «Окленд Эйс» Хаттеберг стал научным открытием, и это принесло глубокое удовлетворение. То, как удивительно хорошо у него шла игра, могла объяснить только наука – или по крайней мере одного внимательного изучения того, как он играет, было недостаточно, чтобы объяснить, как ему удается делать то, что удается. В том, как он подходил к отбиванию подач, Хаттеберг был противоположностью Билли Бина, но в то же время он был и его детищем. Как только Хаттеберг переступил порог «Окленд», все трения и противостояния в его карьере исчезли. В «Окленд» он испытал нечто противоположное тому, что испытывал в Бостоне. «Помню, я выступаю со счетом 0 к 3 с двумя ударами “линия”, которые вылетают за пределы поля, и прогулкой, а генеральный менеджер подходит к моему шкафчику в раздевалке и говорит: “Слушай, отличные выходы на биту”. Впервые за всю мою бейсбольную карьеру кто-то сказал: “Мне нравится твой подход”. Я знаю, какой у меня был подход к отбиванию, но никогда и думать не мог, что кому-то есть дело до того, что я об этом думаю». Все те действия, которые он осуществлял до этого, потому что иначе не смог бы добиться успеха, в «Окленд» приветствовались. «Окленд» выразил словами то, что раньше он ощущал интуитивно. «Когда вы выходите на площадку отбивающего, – вспоминал Хатти, – вы остаетесь единственный раз за игру в одиночестве. Когда вы выходите на площадку отбивающего, это единственный момент в бейсболе, когда вы что-то делаете единолично. Но здесь, в “Окленд”, командная игра распространяется даже на это».