Филип Шенон - Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны расследования

Сотрудники комиссии стали уже задумываться о том, как составить и написать отчет. Уилленс разослал им служебные записки с перечнем «провисших концов» – многие нерешенные вопросы касались иностранного заговора, то есть находились в ведении Слосона. Это ни в коем случае не бросало тень на работу Слосона, оговорился Уилленс. Напротив, этот перечень показывал, сколь трудная задача – доказать или опровергнуть существование заговора на основании порой расплывчатых, а порой и противоречивых улик.

Хотя собранный материал вполне ясно указывал, что Кремль ни к чему не причастен, Слосон в апреле решил запросить у ФБР и ЦРУ более подробную информацию о пребывании Освальда в Советском Союзе, в том числе доказательства содержавшегося в «Историческом дневнике» Освальда сообщения, что вскоре после прибытия в Советский Союз в октябре 1959 года он покушался на самоубийство. Освальд писал, что пытался лишить себя жизни, после того как советские власти первоначально отказали ему в праве остаться в стране. «Я решил покончить с этим, – писал он в записи от 21 октября. – Окунул запястья в холодную воду, чтобы притупить боль. Затем резанул по левому запястью и погрузил руку в ванну с горячей водой». Часом позже его обнаружил советский гид и отвез в больницу, где ему «на запястье наложили пять швов».

Слосон полагал, что этот рассказ мог быть и ложью, что попытка самоубийства составляла часть операции КГБ по прикрытию Освальда и давала ему возможность на некоторое время скрыться и пройти обучение на шпиона. Комиссия не вправе была игнорировать такую версию. В протоколе вскрытия Освальда упоминался шрам на левом запястье, но Слосон хотел убедиться, что рана действительно была настолько глубока и опасна, что предполагала попытку самоубийства. Поскольку за сбор медицинских улик отвечал Спектер, Слосон в служебной записке просил его выяснить у далласских патологоанатомов подробности об этом шраме: «Если эпизод с самоубийством был выдумкой, то время, которое Освальд якобы провел на лечении в московской больнице, он мог на самом деле находиться в каком-нибудь укрытии русской тайной полиции, где ему промыли мозги, натренировали его и т. д.» 3 . Слосон знал, что ЦРУ весьма заинтересовано проверить эту историю с попыткой самоубийства и уже предлагало провести эксгумацию и повторный осмотр шрама. Тогда ФБР воспротивилось этому предложению, и ЦРУ отступилось, не желая давать пищу теориям заговора.

В ту весну Мехико не выходило у Слосона из головы. Наведавшись в этот город в апреле, он направил затем в ФБР список из десятков новых вопросов, ответы на которые комиссия надеялась отыскать в Мексике. Он просил ФБР составить подробную калькуляцию, сколько денег Освальд мог потратить в Мехико, вплоть до расходов на покупку шести открыток с картинками, которые нашлись среди его вещей после убийства. Поскольку имелось сообщение, что Освальд побывал на корриде, Слосон требовал от ФБР установить «стоимость билета на бой быков в тот ряд, где предположительно сидел Освальд». Задача, по словам Слосона, заключалась в том, чтобы определить, пришлось ли Освальду просить у кого-то деньги на расходы во время этого путешествия.

У Слосона оставалось также немало вопросов по поводу «другой Сильвии» – Сильвии Одио, той женщины из Далласа, которая якобы видела Освальда в компании участников сопротивления режиму Кастро. Слосон был убежден, что ФБР поспешило отмахнуться от этого рассказа. В служебной записке коллегам от 6 апреля Слосон сообщал, что его расследование показало: «Миссис Одио является разумным и уравновешенным человеком». В нем росла уверенность, что Сильвия Одио рассказала правду – во всяком случае, так, как она ей представлялась. Велика вероятность того, что «миссис Одио откажется от прежних показаний не потому, что разуверилась в них, но потому, что напугана» 4 .

ФБР ответило, что не сумело разыскать двух латиноамериканцев, которые якобы явились в дом к Одио вместе с Освальдом, но это не смутило Слосона: он полагал, что эти двое прячутся, опасаясь обвинения в причастности к убийству, и что, возможно, они пытались запугать Одио и принудить ее к молчанию. «За это время они вполне могли оказать давление на миссис Одио или угрозами вынудить ее молчать».

Слосон планировал весной поехать в Даллас, в том числе и ради встречи с Сильвией. В рамках подготовки к поездке его коллеге Берту Гриффину, находившемуся в Техасе, поручили допросить свидетелей, которые могли бы подтвердить рассказ Одио, в том числе и ее психиатра Бертона Эйншпруха. Гриффин отыскал Эйншпруха в больнице Паркленда, в том самом медицинском учреждении, которое уже не раз фигурировало в ходе расследования в Далласе. «Эйншпрух заявил, что полностью доверяет рассказу миссис Одио о ее встрече с Ли Харви Освальдом», – докладывал Гриффин. Психиатр припомнил, как пациентка еще до убийства рассказывала ему о встревожившей ее встрече с тремя незнакомцами, среди которых был человек, которого она затем опознала как Освальда. «Описывая личность миссис Одио, доктор Эйншпрух указал, что она склонна к преувеличениям, но в целом сообщаемые ею факты обычно соответствуют действительности, – писал Гриффин. – Склонность к преувеличению соответствует ее эмоциональному типу, присущему многим латиноамериканцам, и преувеличение не означает искажения фактов» 5 .

Заявление Одио привлекло внимание и других юристов в штате комиссии. Слосон был настолько поглощен другой работой в Вашингтоне, что не стал возражать, когда Уэсли Либлер, ставший его близким другом, предложил взять на себя разговор с Одио во время запланированной им поездки в Даллас. У Либлера имелся тут свой интерес: судя по фотографиям, переданным комиссии из отделения ФБР в Далласе, миссис Одио внешностью не уступала какой-нибудь модели. В Далласе Либлеру предстояло побеседовать также и с Мариной Освальд, а та тоже была красавицей.

Офис комиссии

Вашингтон

май 1964 года

Уэсли «Джима» Либлера сравнивали со стихийным бедствием. Истинный свободолюбец, склонный пренебрегать любыми навязанными ему правилами и еще более склонный их нарушать. В политике он считал себя консерватором-республиканцем. Он терпеть не мог коммунистов и откровенно высказывался по этому поводу. В комиссии ходили слухи (скорее всего, ложные), что Джим принадлежал к ультраконсервативному Обществу Джона Берча. Рэнкину Либлер запомнился как «крайний консерватор, попавший в теплицу нашей преимущественно либеральной комиссии. Довольно скоро он начал возмущаться многими сотрудниками» 1 . В особенности Либлера раздражал Норман Редлик, такой же крайний либерал в политических вопросах, каким Либлер был консерватором. «Наши с мистером Редликом политические взгляды расходились принципиально», – признавал впоследствии Либлер 2 .