Джулиан Ассанж - Джулиан Ассанж: Неавторизованная автобиография

Иранское правительство отреагировало так: «Силы США в Ираке не имеют никакого права преследовать подозреваемых на иранской территории. Любое вторжение каких-либо сил США в нашу страну в погоне за подозреваемыми будет нарушать международные нормы и подлежит юридическому преследованию». В заявлении подчеркивалось, что Иран «обеспечит адекватный ответ на любой шаг в этой связи, чтобы защитить свою безопасность и национальный суверенитет». Если вы посмотрите на следующий документ «Правила боя», опубликованный вслед за этим заявлением, то увидите, что военные изменили эти правила, снижая вероятность конфликта. Вот пример того, как маленький документ повлиял на официальную политику и это может заметно изменить дальнейшую цепочку событий. Я не говорю, конечно, что мы предотвратили войну в Иране и спасли бесчисленные жизни, но мы двинулись в этом направлении и достигли пусть маленькой, но своей цели. Пока война с Ираном так и не разразилась, в том числе потому, что по секретным операциям в этом регионе был нанесен удар и рискованные рейды на границе были предотвращены. Мы сыграли в этом важную роль. Мы не требуем признания наших заслуг, нам важен результат. Но ни одно СМИ в мире, ни один телеканал, жаждущий нашей крови, ни за что не обратят внимание на этот аспект нашей повседневной работы.

Багдадская видеозапись во многом задала тон для разговоров о WikiLeaks, особенно среди представителей американской элиты, настроенных видеть нас в определенном свете. Нам, а может быть, и целому поколению людей было очевидно, что они бранят не только WikiLeaks, но и технологию как таковую. Тут мы ничем помочь не могли: мы не пиар-фирма и не слишком умелы в делах рекламы; зато наша деятельность была разнообразной, последовательной и не подчинялась никаким партийным или государственным интересам, и так будет всегда. Мы опубликовали видеозапись и проснулись скандально известными, не получив от этого никакого удовольствия. Нам кажется странным существовать в мире, где попытки добиться справедливости и свободы прессы делают тебя врагом. Но все же мы покинули Вашингтон с чувством выполненного долга. И не более того. Никакого триумфа, никакого чувства поражения, хотя и на то и на другое мы имели право, учитывая эффект, произведенный этой видеозаписью, и презрение, которое она обрушила на нас.

Несмотря на все перипетии, а может быть, благодаря им мы испытывали явное перевозбуждение. Поэтому было настоящим удовольствием попасть в Беркли, где всегда присутствует желание перемен и любовь к прогрессу, хотя студенты уже не засовывают цветы в стволы орудий. Мне вспомнилось детство, проведенное в теплой атмосфере негромкого протеста, и я чувствовал, что здесь у нас есть благодарная аудитория – не заложники чьих-то интересов, а свободные люди. Вместе со мной приехали Биргитта и Гэвин Макфадьен из Центра журналистских расследований, и мы рассказывали о ситуации, сложившейся со свободой прессы. Вскоре после этого мы отправились на Форум мира в Осло, где я почувствовал, что наша видеозапись привнесла бодрящее чувство ясности. Перед показом я сказал: «Наша цель – справедливая цивилизация, и наше послание – это прозрачность». Учитывая огонь, который мы уже приняли на себя и который нам придется принять позже, я понимал, что важно подчеркнуть нашу приверженность делу вне всякой идеологии: «Мы не левые и не правые», – и это было действительно так. Должно быть, на обеих сторонах спектра моя фраза вызвала стенания, но мы не вписываемся в старые категории и никогда не чувствовали желания искать признания у той или иной партии. История учит нас, что укрывательство и жестокость всегда расцветали в условиях идеологических интересов, будь то Китай, Россия или Ливия, Франция, Британия или Америка. Но представители некоторых из этих стран просто не могли поверить, что они тоже могут стать предметом тщательной проверки. Когда-нибудь мы поймем, почему они чувствовали себя застрахованными от юридических расследований.

Я больше не ездил в Америку. Мне ясно дали понять, что Пентагон пытается установить мое местонахождение, и мне пришлось отменить несколько выступлений в Штатах. Возможно, такое отношение ко мне возникло в результате узкого и параноидального представления о деятельности WikiLeaks. Но затем, 26 мая 2010 года, по подозрению в сливе секретной информации был арестован рядовой Брэдли Мэннинг, служивший в Ираке. Наша схема прикрытия информаторов, изобретенная еще много лет назад в Австралии, гарантировала, что невозможно узнать, был ли Мэннинг в действительности источником какой-либо из наших публикаций. Наши серверы не хранят таких данных, и даже я не могу их получить. Но мне было очевидно одно: если он действительно предоставил такую информацию, то он настоящий герой демократии, поборник справедливости, который внес свой вклад в спасение человеческих жизней. В ту ночь я засыпал с надеждой, что свободный мир проявит к нему доброту.

Тщеславие газетчика – как духи шлюхи, которыми она отбивает свой мерзкий запах. Я говорю это как редактор, восхищающийся тем, на что журналисты способны. Но я не смог бы рассказать в этой книге об истинном положении дел, если не был бы свидетелем, и порой весьма обиженным, того, как опытные журналисты из англоязычного мира влюблялись в WikiLeaks, потом нападали на нас исподтишка, даже не моргнув глазом, а затем оправдывали свои поступки статьями и книгами, которые наверняка выставляли их в смешном виде даже в их собственных глазах. Я не таю на них злобы, скорее скорблю, наблюдая, сколь отчаянно они пытаются сохранить хоть какое-то достоинство и как скоропалительно отказываются от своих принципов.

Любой сторонник правого дела, как и я, ценит газету Guardian. Порой мне хочется сравнивать ее с маяком, особенно с тех пор, как она укрепила свое присутствие в Интернете. После событий 11 сентября 2001 года Guardian была единственной правдивой газетой, доступной в Америке. Я всегда восхищался ее стремлением разглядеть мир, а не себя в этом мире. Это редкость, которую не следует принимать как данность. Guardian объявляла охоту на коррумпированных политиков и рассказывала об ужасах войны с таким упорством, которое не забудется даже после той прискорбной продажности, что они проявили в моем деле. Guardian – это, по сути, двенадцать разгневанных мужчин, которые ведут себя столь же достойно и нравственно, сколь (иногда) эгоистично и отвратительно. Это вовсе не секрет, и я всегда радовался тому, чего они добивались в удачные дни. Они казались мне естественными союзниками, но, как заметил Шекспир, нет в природе ничего, что сравнится со свирепыми помыслами союзника.