Поль Пресьядо - Квартира на Уране: хроники перехода

Словно возможное стало тюрьмой, а ты из нее сбежал. Ты пишешь между возможностями – и тем самым разворачиваешь новую возможность. Ты научил меня одной важной вещи: нельзя заниматься политикой без энтузиазма. Политика без энтузиазма – это удел правых. Ты занимаешься ею с энтузиазмом, заразительным – безо всякой враждебности к тем, кто требует твоей смерти, только с осознанием угрозы, которой они подвергают тебя, нас. Но у тебя нет времени на враждебность и не тот характер, чтобы негодовать – ты разворачиваешь миры, родившиеся по краям, и в тебе поражает способность постоянно придумывать что-то иное. Словно пропаганда стекает с тебя как с гуся вода, и твой взгляд способен систематически дестабилизировать очевидные вещи. В тебе сексуально само твое высокомерие – веселое высокомерие, позволяющее тебе мыслить иначе, в промежутках, желать жить на Уране и писать на другом языке, не на твоем родном, а потом выступать на следующем чужом языке… от языка к языку, от одной темы к другой, из одного города в другой, из одного гендера в другой: переходы – твой дом родной. И я никогда не хотела оставлять этот дом насовсем, забывать навсегда твой промежуточный язык, язык на перепутье, язык на переходе.

Вот идея плана, что у меня был, и в конце я хотела сказать о той навязчивой мании, с которой автократические режимы – крайне правые, как религиозные, так и коммунистические – обрушиваются на квир-тела, распущенные тела, транстела, тела вне закона. Как будто у нас есть нефть, а все силовые режимы хотят заполучить нефть и выгнать нас с нашей земли. Как будто мы богаты каким-то неведомым сырьем. Если мир так нами интересуется, начинает казаться, что в нас есть какая-то редкая и драгоценная эссенция – в противном случае как объяснить, что все антилиберальные движения так сильно интересуются тем, что мы делаем со своими идентичностями, со своими жизнями и телами у себя в спальнях?

И впервые за всё наше знакомство во мне больше оптимизма, чем в тебе. Я представляю, что дети, родившиеся после 2000 года, не дадут заморочить себе голову этими глупостями. И я не знаю, откуда берется мой оптимизм – от страха, такого сильного, что я не хочу смотреть ему в глаза, от верной интуиции, или же я просто обуржуазилась и должна говорить себе, что всё будет продолжаться как есть, потому что я слишком много от этого выигрываю. Не знаю. Но впервые в жизни я это чувствую: это последний бой традиционной маскулинности убийц, насильников и абьюзеров. Последний раз, когда мы слышим, как они дерут глотку, и когда они убивают нас на улицах, чтобы заклясть то убожество, которое определяет их образ мысли. Я думаю, что дети, рожденные после 2000 года, смогут понять, что жить с этим маскулинным (или, говоря твоими словами, «технопатриархальным») порядком – значит умереть и всё потерять. И я думаю, что эти дети прочтут твои тексты – и поймут, что ты предлагаешь, и будут тебе завидовать. Твоей мысли, твоему горизонту, твоим пространствам. Ты пишешь для времени, которое еще не наступило. Для детей, которые еще не родились и которые тоже будут жить в постоянном переходе, свойственном жизни.

И я желаю читателю, открывающему твою книгу, всех удовольствий мира. Добро пожаловать к Полю Б. Пресьядо, вы поднимаетесь на борт капсулы, и идея не в том, чтобы вы остались невредимы, но вы увидите, что всё произойдет совершенно безболезненно. Просто по ходу этих страниц каждый из вас увидит, в какой именно момент это произойдет, не отдавая себе отчета в том, что с вами сделали: вы повиснете вниз головой, и сила тяжести окажется давним воспоминанием. Вы уже будете в другом месте. И, закончив чтение, вы будете знать, что космос существует и он открыт для вас – именно там вы можете стать чем-то совершенно иным, чем то, что вам дозволялось вообразить.

Со временем я научился относиться ко снам как к неотъемлемой части жизни. Бывают сны, которые в силу их чувственной интенсивности и реалистичности – или же, наоборот, благодаря отсутствию правдоподобия – заслуживают стать частью автобиографии на равных правах с реально прожитыми событиями. Жизнь зарождается и угасает в бессознательном состоянии, а проживаемое в полной ясности ума – не более чем островки в архипелаге снов. Ни одна жизнь не может быть воссоздана во всей полноте счастья и безумия без учета сновидческого опыта. Как в знаменитой максиме Кальдерона де ла Барки, вывернутой наизнанку: не считать, что жизнь – всего лишь сон, но понимать, что сны – это тоже форма жизни. Думать, подобно египтянам, что сны – это космические каналы, по которым души предков приходят к нам пообщаться, так же странно, как вслед за нейронаукой утверждать, что они – всего лишь copy paste событий, пережитых мозгом в моменты бодрствования: якобы эти события возвращаются к нам в момент фазы парадоксального сна, когда наши глаза быстро двигаются за веками, как будто на что-то смотрят. Закрытые и спящие глаза продолжают видеть. Следовательно, уместнее было бы предположить, что человеческая психика не перестает создавать и редактировать реальность – иногда во сне, иногда наяву.

В последние месяцы моя жизнь в моменты бодрствования была – если воспользоваться эвфемистичным каталонским выражением – «хороша, если не вдаваться в детали». Моя же сновидческая жизнь обладала мощью романов Урсулы Ле Гуин. В одном из последних снов я беседовал с художницей Доминик Гонсалес-Фёрстер о моей проблеме с географическими перемещениями: годы кочевой жизни так и не дали мне решить, где в этом мире мне хотелось бы обосноваться. Беседуя, мы наблюдали за тем, как планеты медленно идут по орбитам. Мы были гигантскими младенцами, а Солнечная система – одним из колдеровских «мобилей». Я объяснил ей: чтобы оттянуть момент принятия решения и избежать внутреннего конфликта, который этому решению непременно сопутствует, я решил снять по квартире на каждой из планет. Но штука в том, что провожу я на каждой из них не больше месяца, и вся эта ситуация становится для меня непосильной с финансовой и эмоциональной точек зрения. Будучи автором [1] Употребление феминитивов, гендерно-чувствительных и гендерно-нечувствительных форм в переводе следует решениям оригинала. – Примеч. изд. проекта об экзотуризме, Доминик в моем сне выступала эксперткой в области внеземной галактической недвижимости. «На твоем месте я бы оставила квартиру на Марсе, но и на Сатурне сохранила бы свой уголок, – говорила она, демонстрируя недюжинный прагматизм. – Но вот от квартиры на Уране я бы точно избавилась. Слишком уж далеко».