Джеймс Робинсон - Узкий коридор

Как и «Закон о гордыне» Солона, остракизм был инструментом, позволявшим использовать и трансфомировать общественные нормы в целях обуздания элит. Остракизму в свое время подвергся даже Фемистокл – гениальный полководец, одержавший решающую победу над персами в битве при Саламине, и, возможно, самый влиятельный человек в Афинах той эпохи. Примерно в 476 году до н. э. афиняне изгнали Фемистокла, решив, что он сосредоточил в своих руках многовато власти и тому же слишком увлекся борьбой со Спартой вместо того, чтобы сосредоточиться на настоящем враге – персах. (На фотографии во вкладке показан остракон с именем Фемистокла.)

К остракизму прибегали довольно редко (всего 15 человек за 180 лет существования этого института), однако сама угроза изгнания служила мощным средством сдерживания элит со стороны простых граждан.

Эволюция афинского государства не остановилась на Клисфене, который осуществил всего лишь шестое из одиннадцати описанных Аристотелем государственных преобразований (мы уже упоминали о том, что эффект Красной королевы выглядит иногда весьма запутанным). Но в ходе этого процесса Афины последовательно двигались по пути, ведущему к усилению влияния граждан и одновременно к более мощному государству. Как и полагается при эффекте Красной королевы, ни один из этих процессов не обошелся без продолжительной борьбы, в ходе которой элиты и народ поочередно тянули одеяло на себя.

Именно в этот период Афины постепенно (со многими остановками и отступлениями) построили одного из первых в мире Обузданных Левиафанов – мощное и дееспособное государство, эффективно контролируемое собственными гражданами. И благодарить за это афиняне должны были эффект Красной королевы. Государство не могло доминировать над обществом, но и общество не могло доминировать над государством; прогресс одной стороны уравновешивался изобретательным противодействием другой, прибегавшей к новым формам реакции, а ограничения, накладываемые обществом, в то же время позволяли государству расширять круг своих полномочий, распространяя их на новые сферы. В ходе этого процесса общество также сотрудничало с государством, позволяя тому усиливать свое влияние, но не теряя контроля над ним.

Ключевая особенность состояла в том, что эффект Красной королевы разрушал клетку норм. Чтобы обуздать Левиафана, обществу необходимо было кооперироваться, организовываться и расширять собственное политическое представительство. А сделать это трудно, если общество разделено на долговых рабов и их хозяев, на фратрии, филы, племена и роды. Реформы Солона и Клисфена постепенно уничтожили эти конкурирующие между собой группы, с которыми отождествляли себя разные жители Афин, и создали основу для более широкой общественной кооперации. Это феномен, который мы вновь и вновь будем наблюдать при создании очередного Обузданного Левиафана.

В истории обуздания американского Левиафана, излагать которую мы начали в предыдущей главе, есть много параллелей с историей Древних Афин. Конституция Соединенных Штатов, составленная отцами-основателями – такими людьми, как Джордж Вашингтон, Джеймс Мэдисон и Александр Гамильтон, повсеместно признана как блестящий образец институционального дизайна, создавший систему сдержек и противовесов и гарантировавший свободу будущим поколениям американцев. В этом утверждении есть доля правды, но это лишь небольшая часть истории. Главная же ее часть – это усиление народа, благодаря которому в дальнейшем удавалось сдерживать и преобразовывать американские институты, высвободив мощный эффект Красной королевы.

Возьмем для примера вопрос гражданских прав. Разве мы не обязаны защитой наших прав отцам-основателям и их Конституции? И да и нет. Конституция, пришедшая на смену первым законам новой страны – принятым в 1777–1778 годах Статьям Конфедерации, в самом деле закрепляет некоторые фундаментальные права, но они не упоминались в знаменитом документе, написанном летом 1787 года в Филадельфии. Отцы-основатели словно по рассеянности закрыли глаза на целый спектр основных прав, которые мы сейчас считаем основополагающими для американских институтов и общества. В конце концов эти права все-таки вошли в Конституцию – но лишь позже, в виде Билля о правах, состоявшего из двенадцати поправок к Конституции, десять из которых были приняты первым Конгрессом и ратифицированы законодательными собраниями штатов. Среди них – и шестая статья Билля о правах:

Право народа на охрану личности, жилища, бумаг и имущества от необоснованных обысков и арестов не должно нарушаться. Ни один ордер не должен выдаваться иначе как при наличии достаточного основания, подтвержденного присягой или торжественным заявлением; при этом ордер должен содержать подробное описание места, подлежащего обыску, лиц или предметов, подлежащих аресту.

Восьмая статья гласила:

При всяком уголовном преследовании обвиняемый имеет право на скорый и публичный суд беспристрастных присяжных того штата и округа, ранее установленного законом, где было совершено преступление; обвиняемый имеет право быть осведомленным о сущности и основаниях обвинения, право на очную ставку со свидетелями, дающими показания против него, право на принудительный вызов свидетелей со своей стороны и на помощь адвоката для своей защиты.

Все эти права кажутся абсолютно основополагающими. Так почему же отцы-основатели сразу не включили их в Конституцию? Причина довольно проста, и она помогает нам понять происхождение оков, которыми был обуздан американский Левиафан, – а также причину того, почему эти оковы не появились автоматически и почему они ковались столь трудно.

Мэдисон, Гамильтон и их соратники-федералисты хотели заменить Статьи Конфедерации не потому, что стремились укрепить гражданские права. На самом деле Конституция, которую они проектировали, имела целью ограничить различные политические полномочия, принятые на себя законодательными органами отдельных штатов: федералисты считали, что эти полномочия опасно подрывают единство страны. Законодательные собрания штатов, например, имели право печатать собственные деньги, облагать налогами торговлю, прощать долги и отказываться участвовать в выплате национального долга. Что еще хуже, в то время наблюдались значительная политическая неразбериха и повышенная активность общества, поскольку представители самых разных слоев обществ усвоили идею о том, что они могут самостоятельно управлять своими делами, организовываться, протестовать и избираться в законодательные органы для защиты собственных интересов. В этом контексте Конституция была призвана одновременно решить две конкретные проблемы. Во-первых – построить федеральное государство, которое могло бы координировать законодательную, оборонную и экономическую политику во всех штатах сразу. Во-вторых, образно выражаясь, загнать обратно в бутылку джина мощного демократического инстинкта, выпущенного на свободу Войной за независимость против Великобритании. Конституция решала обе эти проблемы посредством централизации политической власти и передачи центральному правительству контроля за фискальной политикой, утихомиривая, таким образом, бурление популистской политики и излишней автономии отдельных штатов.