Джеймс Робинсон - Узкий коридор

Хотя арабские армии, продемонстрировав чрезвычайную эффективность, захватили огромные территории, превратить оккупацию в реально действующую систему гражданского управления и завоевать лояльность местного населения оказалось значительно труднее. И Омейядам, и Аббасидам приходилось все больше опираться на местные элиты в деле управления провинциями, взимания налогов и охраны порядка. Чтобы получить поддержку этих элит, халифы практиковали откупа – то есть продавали право сбора налогов в провинции с условием перечисления в центр некоей фиксированной суммы.

Как только вы получали от Дамаска (а впоследствии от аббасидского Багдада) право собирать налоги, то вы тем самым получали и полную свободу в определении того, какими налогами и в каком размере будут обложены местные общины.

Для элит это был, похоже, готовый рецепт запредельного налогообложения и накопления земель, потому что у тех, кто не мог заплатить эти налоги, землю отбирали. Подобная политическая структура была поистине самоубийственной для империи. Местные элиты требовали, чтобы их власть сделали наследственной, и набирали свои собственные армии для подержания порядка. Вскоре Багдад лишился контроля над провинциями, империя трещала по швам, и в 945 году единый Халифат распался на части.

Для Ибн Хальдуна во всем этом не было ничего удивительного. Он твердо верил в волю к власти, указывая, что

люди, устраивая общежитие, нуждаются в усмирителе и правителе, который удерживал бы их друг от друга. Вот почему в силу той же спаянности ( асабийа ) он должен преобладать над ними, иначе не будет к этому способен. Такое преобладание и есть владение.

Как только такой человек добивается признания со стороны окружающих, как было с Мухаммедом в Медине, он может стать их главой, а

главенство – это господство; его носителю люди покорны без принуждения с его стороны. Владение же – это преобладание и правление благодаря принуждению.

Но Ибн Хальдун понимал, что уже само наличие подобного лидера, скорее всего, начнет быстро подталкивать общество в сторону скользкого склона. И в самом деле:

Достигнув определенной ступени, носитель спаянности стремится к чему-то большему. Так, достигнув господства и покорности и имея возможность добиться преобладания и принуждения, он от этого не откажется, так как душа его стремится к этому.

Поскольку асабийа свойственна не всем людям в равной степени, то дело неизбежно кончается установлением единоличной власти, означающей «преобладание и правление благодаря принуждению». Однако как только правитель из новой династии пришел к власти,

ему уже не нужно слишком много спаянности, чтобы удержать эту власть, – словно бы подчинение власти было предписано в некой книге божественного откровения, которую нельзя изменять и против которой нельзя возражать [22] Эта и следующая цитата из трудов Ибн Хальдуна даются в адаптированном изложении Аджемоглу и Робинсона. .

А затем, в полном соответствии с теорией поколений Ибн Хальдуна, правители новой династии начинают отстранять от себя тех, кто помог им прийти к власти, и начинают устанавливать новые отношения с новыми группами внутри их империи. Это важнейшая проблема, которая встает перед вами в процессе строительства империи после завоевания новых земель. Эти земли обычно уже заняты и часто контролируются местными элитами и знатью, так что новой династии приходится как-то договариваться с ними и заручаться их верностью – или смириться с постоянной угрозой мятежа. По мере того как династия меняет свою природу, а спаянность размывается, происходит упрочение деспотизма. По словам Ибн Хальдуна, «с исчезновением арабской асабийа, с рассеянием арабской расы и с полным уничтожением всего арабского халифат потерял свою идентичность. Форма правления теперь стала чистым самодержавием, откровенным и простым». Последствия этого тоже оказались весьма простыми:

Сдерживающее влияние религии ослабло. Возникла необходимость в чем-то, что ограничит влияние правительства. Царская власть требует превосходства и силы… Следовательно, решения правителя, как правило, будут отклоняться от того, что правильно. Они будут разрушительны для мирских дел людей, находящихся под контролем царя, поскольку, как правило, он заставляет их исполнять его собственные намерения и желания, а это часто может оказаться за пределами их возможностей… Становится все более заметным неповиновение, а оно ведет к волнениям и кровопролитию.

Здесь Ибн Хальдун дает ключи к пониманию некоторых экономических последствий воцарения новой династии. На раннем этапе, когда власть опирается на чувство спаянности и «сдерживающее влияние религии», экономическое процветание потенциально возможно. Но позже, с укреплением «царской власти», экономическая политика может стать «разрушительной для мирских дел» подданных.

Нигде экономические последствия теории поколений Ибн Хальдуна не видны столь наглядно, как в его размышлениях о налогообложении, к которым мы сейчас и обратимся.

Знай, что [статьи] налогов в начале существования государства невелики по своим долям, а сумма налогов велика, тогда как в конце существования государства доли велики, а сумма мала [23] Перевод А. А. Игнатенко. .

Этим высказыванием Ибн Хальдун предвосхитил рейганомику – экономическую доктрину, провозглашенную американским президентом Рональдом Рейганом в начале 1980-х. Экономист Артур Лаффер, пытаясь объяснить одну из ключевых идей рейганомики Дональду Рамсфелду и Дику Чейни (двум восходящим звездам Республиканской партии), а также журналисту Джуду Ванниски, набросал схему на салфетке в вашингтонском ресторане «Два континента». Схема графически отображала основной, по мнению Лаффера, принцип фискальной политики: зависимость между налоговой ставкой и налоговыми поступленими. При низкой налоговой ставке любое ее увеличение приводит к увеличению поступлений по той простой причине, что государство начинает забирать себе бо́льшую долю доходов граждан. Но как только ставка становится слишком высокой, она начинает душить инициативу и подавлять стимулы для эффективного труда и инвестиций – поскольку доход от труда и инвестиций все равно заберет себе государство. Когда же ставка становятся запредельно высокой, приобретает, в сущности, карательную функцию, то страдают не только экономические агенты, но и сами налоговые поступления. Это ясно видно, если довести эту логику до экстрима: если ставка налога достигнет 100 % (то есть государство забирает себе вообще всё), то в экономике практически не останется стимулов для генерирования дохода – и несмотря на очень высокую ставку все налоговые поступления прекратятся. Дугообразная линия на салфетке (Джуд Ванниски назвал ее «кривой Лаффера») выглядела в глазах Рамсфелда и Чейни весьма волнующе: она означала, что можно сократить налоговые ставки и при этом налоговые поступления начнут быстро расти по мере того, как люди будут реагировать на более благоприятные возможности, возникающие при более низких налогах. Это была крупнейшая ситуация взаимного выиграша ( win-win situation ) в истории, и она быстро стала частью экономической политики президента Рейгана.