Фредерик Кемп - Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле

Однако была одна проблема: психическая неуравновешенность Голеневского. Он начал сильно пить, а затем стал утверждать, что является царевичем Алексеем, сыном царя Николая II, единственным выжившим наследником семьи Романовых, и что Генри Киссинджер является шпионом КГБ. Руководство ЦРУ так никогда и не сошлось во мнении, был ли Голеневский перебежчиком или советским провокатором.

Кеннеди вступал в мир интриг и обмана, не имея соответствующей подготовки.

Никита Хрущев вызвал американского посла в Москве, Томми Томпсона, в Кремль к десяти утра; в Вашингтоне было 2 часа ночи, и президент Кеннеди еще не вернулся в Белый дом с банкета по случаю инаугурации.

«Вы прочли инаугурационную речь?» – спросил Томпсон Хрущева, который выглядел усталым, словно провел бессонную ночь.

Не только прочел речь, ответил Хрущев хриплым голосом, но и приказал, чтобы в газетах был напечатан полный текст речи. Хрущев сделал то, что до этого не делал ни один советский лидер для американского президента.

Хрущев кивнул заместителю министра иностранных дел Василию Кузнецову, давая ему слово, и Кузнецов прочел английскую версию памятной записки, которая содержала подарок Хрущева к инаугурации Кеннеди: «Советское правительство, руководствуясь искренним желанием начать новую фазу в отношениях между Советским Союзом и Соединенными Штатами, приняло решение удовлетворить просьбу американской стороны, связанную с освобождением двух американских летчиков, членов экипажа разведывательного самолета RB-47 ВВС США, Джона Маккоуна и Фримэна Олмстеда».

Кузнецов сказал, что Советы передадут также тело третьего летчика, которого обнаружило и подобрало советское рыболовецкое судно.

Хрущев точно вычислил, когда и как удовлетворить просьбу американской стороны: для этого как нельзя лучше подходил первый день вступления в должность нового президента. Это давало возможность продемонстрировать миру свое расположение к новому правительству США. Однако он не собирался освобождать пилота U-2 Гэри Пауэрса, который, в отличие от летчиков RB-47, в ходе открытого процесса в августе 1960 года был признан виновным в шпионаже и приговорен к десяти годам лишения свободы. Возможно, Хрущев не видел особой разницы между этими случаями. Однако инцидент с U-2 был непростительным вторжением на советскую территорию, событием, которое подорвало его авторитет на политической арене и нанесло лично ему оскорбление перед саммитом в Париже. В другое время он бы потребовал более высокую плату за Пауэрса [15] Пауэрс провел в тюрьме полтора года. 10 февраля 1962 года в Западном Берлине на мосту Глинике, так называемом «шпионском мосту», Пауэрса обменяли на полковника Рудольфа Абеля – другое имя легендарного русского разведчика Вильяма Фишера, чьи заслуги были столь велики, что его изображение позже появилось на советской почтовой марке. .

В ноябре 1960 года и сразу после выборов Кеннеди, когда через посредника задавался вопрос, как советскому руководству лучше «начать все заново» в отношениях, бывший американский посол в Москве Аверелл Гарриман посоветовал Хрущеву освободить летчиков. Как бы то ни было, но это совпало с мнением Хрущева. Летчики сыграли свою роль в предвыборной кампании. Теперь они могли сыграть роль на начальном этапе установления более позитивных американо-советских отношений.

В памятной записке говорилось, что Хрущев хочет «открыть новую страницу в отношениях» и что прошлые разногласия не должны вмешиваться в «нашу совместную работу во имя благополучного будущего». Хрущев сказал, что освободит летчиков, как только Кеннеди одобрит проект советского заявления, даст обещание, что в будущем не допустит нарушений советской границы и что летчики не будут использоваться для антисоветской пропаганды. Хрущев ясно дал понять, что если Кеннеди не согласится с этими условиями, то летчикам RB-47 будет предъявлено обвинение в шпионаже – как в случае с Пауэрсом.

Томпсон не стал тревожить Кеннеди, который проводил первую ночь в бывшей спальне Линкольна. Он сказал, что оценил предложение, но Соединенные Штаты считают, что RB-47 был сбит вне советского воздушного пространства. Таким образом, Соединенные Штаты не могут согласиться с формулировкой проекта заявления, что вторжение было преднамеренным.

Хрущев был в благодушном настроении.

«Каждая сторона может придерживаться собственной точки зрения, – сказал он. – Соединенные Штаты могут сделать заявление, которое считают правильным».

Покончив с этим вопросом, Томпсон и Хрущев перешли к обсуждению достоинств систем, которые они представляли. Томпсон выразил недовольство речью, произнесенной Хрущевым 6 января 1961 года, в которой тот охарактеризовал американо-советскую борьбу как соревнование с нулевым результатом. Несмотря на это, дружелюбная манера общения этих двоих людей свидетельствовала об улучшении атмосферы сотрудничества.

Хрущев пошутил, что отдаст свой голос за Томпсона, чтобы он остался послом при Кеннеди, – Томпсон хотел, но пока не получил подтверждения продления своих полномочий. Советский лидер, подмигнув, сказал, что не уверен, поможет ли его вмешательство.

Томпсон со смехом ответил, что он тоже сомневается.

Кеннеди с подозрением отнесся к предложению Хрущева освободить летчиков. Он спросил советника по вопросам национальной безопасности, нет ли в этом какого-то подвоха, которого он не заметил. Однако, взвесив все за и против, Кеннеди пришел к выводу, что не может отказаться от возможности вернуть домой американских летчиков и продемонстрировать такие потрясающие результаты в отношениях с Советами в первые часы своего президентства. Кеннеди принял предложение Хрущева.