Фредерик Кемп - Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле

Как первый свободно избранный канцлер Западной Германии, Аденауэр способствовал созданию на нацистских руинах нового, полного сил, демократического 60-миллионного государства со свободными рыночными отношениями. Его цель состояла в том, чтобы сохранить эту конструкцию до тех пор, пока Запад не станет достаточно силен, чтобы добиться объединения на своих условиях. В сентябре Аденауэр в четвертый раз был избран канцлером.

И Ульбрихт, и Аденауэр были одновременно главными действующими лицами и подчиненными, управляющими событиями и управляемыми ими.

Ульбрихт, выступая на чрезвычайном заседании своего правящего политбюро, нервно теребил козлиную бородку, и его слова противоречили оптимистичному новогоднему выступлению всего тремя днями ранее.

Разговаривая со своими подданными, он разглагольствовал о победе социализма в своей стране, превозносил успехи проведенной им коллективизации и хвастался, что в прошедшем году улучшил экономическое положение Восточной Германии в мире. Однако положение было слишком серьезным, чтобы повторять ту же самую ложь членам политбюро, тем, кто был лучше осведомлен и в ком он нуждался в борьбе с противником, ресурсы которого, казалось, множились с каждым часом.

«Западный Берлин переживает бум развития, – с горечью сказал Ульбрихт. – Они увеличили заработную плату рабочим и служащим. Они создали более благоприятные условия жизни, восстановили главные городские районы, в то время как мы отстаем в строительстве нашей части города». Дело в том, сказал он, что Западный Берлин «откачивает» рабочую силу из Восточного Берлина, и большинство талантливой молодежи из Восточной Германии учится в учебных заведениях Западного Берлина и смотрит голливудские фильмы в кинотеатрах Западного Берлина.

Ульбрихт еще никогда не говорил со своими товарищами об улучшающемся положении противника и ухудшающемся положении у себя так откровенно. «Я говорю об этом только потому, что нам необходимо понимать реальное положение и делать выводы», – сказал он, излагая планы на год, в течение которого он хотел остановить отток беженцев, укрепить экономику Восточного Берлина и оградить Восточную Германию от шпионов и пропагандистов из Западного Берлина.

Один за другим поднимались докладчики, выражая согласие с Ульбрихтом и рисуя еще более мрачную картину. Секретарь партийной организации Магдебургского округа сказал, что жители его округа возлагают вину за нехватку обуви и тканей на партию, обеспечивающую в первую очередь значимые в политическом отношении города Карл-Маркс-Штадт (в 1990 году городу возвращено прежнее название – Хемниц) и Дрезден. Член политбюро Эрих Хонеккер сообщил, что западные соблазны манят спортсменов; лучшие спортсмены уезжают на Запад, оголяется спортивное движение, под угрозой честолюбивые мечты об олимпийских медалях. Бруно Лейшнер, бывший узник концентрационного лагеря, а ныне председатель государственной плановой комиссии, выступил с заявлением, что Восточная Германия только в том случае избежит краха, если немедленно получит кредит в размере миллиарда рублей от Советского Союза. Лейшнер сообщил, что недавно вернулся из Москвы, и только техническая документация по определению требуемого объема помощи со стороны Советов заполнила военно-транспортный самолет Ил-14. Партийный босс Восточного Берлина Пауль Вернер, бывший слесарь, доложил, что не может остановить поток квалифицированных рабочих, покидающих его город.

Заместители Ульбрихта нарисовали картину страны, неуклонно двигавшейся к краху. Поток беженцев не иссякал, а они только жаловались, что практически ничего не могут сделать, чтобы изменить ситуацию. Растущая зависимость от экономики Западного Берлина сделала их еще более уязвимыми. Карл Генрих Рау, министр, отвечавший за торговлю Восточной Германии с Западом, доказывал, что Ульбрихт не должен соглашаться с позицией Хрущева, который займется растущими проблемами только после встречи с Кеннеди. Они не могли ждать. Они должны были немедленно принимать меры.

Раздраженный Ульбрихт, никогда прежде не выступавший так искренне перед товарищами по партии, осудил Хрущева за его «ненужную терпимость» в отношении берлинской проблемы. Ульбрихт знал, что КГБ отразит в отчете его выступление на политбюро, но не постеснялся в выражениях. Недовольство Хрущева означало для него намного меньше, чем недовольство длительным бездействием Хрущева. Ульбрихт напомнил коллегам, что он первым открыто заявил, что весь Берлин должен считаться частью территории Восточной Германии, а Хрущев уже потом согласился с ним.

Ульбрихт заявил, что он снова должен взять инициативу на себя.

Через много лет Запад узнал – после опубликования секретных восточногерманских и советских документов, – как повлияли на дальнейшие события решительные действия Ульбрихта в первые дни 1961 года. Его решение увеличить давление на Хрущева, несмотря на возможные негативные последствия лично для него, соответствовало его карьере, во время которой ему приходилось неоднократно сталкиваться с советской и внутренней оппозицией, создавая государство, которое было более сталинистским, чем мог предположить даже Сталин.

Ульбрихт, как и его наставник Сталин, был маленького роста, всего 163 см, и, как у Сталина, у него были физические недостатки. У Сталина – следы от оспы на лице, проблемы с ногой и сухая левая рука, в результате перенесенной в детстве болезни. Отличительной особенностью Ульбрихта был писклявый фальцет, появившийся после того, как в восемнадцатилетнем возрасте он переболел дифтерией. Он втолковывал самые острые вопросы на своем зачастую непонятном саксонском диалекте на повышенных тонах, и слушатели ждали, когда он успокоится и понизит тон на пару октав. В 1950-х годах его антиимпериалистические речи – как правило, он был одет в мятый костюм и галстук, который категорически не подходил к рубашке, – сделали его объектом насмешек жителей Восточной Германии (более смелых и более пьяных) и комиков из западногерманских кабаре. Вероятно, в ответ Ульбрихт сократил свои речи и начал носить отглаженные двубортные костюмы с галстуками серебристо-серого цвета. Однако это не оказало особого влияния на отношение к нему со стороны других людей.

Ульбрихт, как Сталин, был фанатиком, помнившим имена людей, подмечавшим их привязанности, не пропускавшим ни одного проступка. Это была полезная информация, позволявшая управлять друзьями и уничтожать врагов. Он испытывал недостаток красноречия и сердечности, недостаток, который лишил его возможности завоевать популярность, но он компенсировал это организаторскими способностями, которые были крайне важны для управления планово-централизованной, авторитарной системой. Восточная Германия, конечно, была намного меньше советской империи Сталина, но Ульбрихт, несмотря ни на что, с той же ловкостью, что советский диктатор, захватил ее, удерживал и достиг невероятных результатов.