Фредерик Кемп - Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле

Ранее Москва соглашалась самое большее на три ежегодные инспекции и хотела, чтобы наблюдение за выполнением договора осуществляла тройка: один представитель от коммунистической страны, один – от США или Великобритании и один – от нейтральных стран. Оппоненты президента внутри страны, сказал Бобби, будут яростно сопротивляться смягчению позиции, но США могут пойти на компромисс. Президент не хочет повторять печальный опыт встречи Хрущева с Эйзенхауэром в Кемп-Дэвиде и надеется, что встреча в Вене закончится конкретным соглашением.

Большаков не сказал ничего, что бы заставило Бобби считать, будто предварительные условия президента неприемлемы для Хрущева. Была только одна проблема: Большаков был простым курьером, который не мог знать мысли Хрущева так хорошо, как Бобби знал мысли своего брата.

Для Соединенных Штатов контакт Большаков – Бобби Кеннеди был сопряжен с огромным риском. Большаков, действуя по указанию Москвы, мог дать ложную информацию, сам того не ведая, в то время как Бобби вряд ли стал бы предоставлять заведомо ложную информацию, но даже если бы он попытался это сделать, то едва ли у него это получилось. Кроме того, агенты ФБР почти наверняка следили за Большаковым, и, скорее всего, у директора ФБР Джона Эдгара Гувера, получавшего отчеты агентов о встречах Кеннеди с Большаковым, усилились подозрения в отношении братьев Кеннеди.

И наконец, поскольку JFK [38] Джон Фицджеральд «Джек» Кеннеди – англ. John Fitzgerald «Jack» Kennedy, известный как JFK. до окончания саммита в Вене держал эти контакты в тайне даже от членов кабинета, то у него не было независимых источников, которые могли бы проверить надежность Большакова и достоверность его информации.

Москва решала не только что может обсуждать Большаков, но и как и в какой момент он должен поднимать тот или иной вопрос. Если Роберт Кеннеди задавал вопрос, к обсуждению которого Большаков был не готов, то советский агент отвечал, что обдумает его и позже вернется к обсуждению.

Важнейшая информация, переданная Большаковым после первого разговора с Бобби, состояла в том, что президент готов к встрече на высшем уровне и боится, что советский лидер воспринимает его как нерешительного человека, избегающего вести переговоры о статусе Берлина и стремящегося в первую очередь достичь соглашения о запрете ядерных испытаний. Бобби после первой встречи не смог составить мнения о Хрущеве. У него создалось ложное впечатление, что Хрущев готов принять условия, выдвинутые его братом.

После пятичасовой беседы Бобби отвез Большакова домой. Советский секретный агент был настолько возбужден, что ночью не мог заснуть и лег спать только после того, как рано утром отправил в Москву телеграмму с подробным докладом. От Большакова Хрущев узнал, чего Кеннеди надеется достигнуть во время саммита и чего опасается. Ему, в свою очередь, удалось создать у президента ложное впечатление о готовности советской стороны принять его предложения.

Хрущев, стремившийся достигнуть соглашения на венской встрече, мгновенно отреагировал на желание Кеннеди установить доверительные отношения.

В Женеве во время переговоров по Лаосу советские чиновники достигли договоренности с британскими представителями по разрядке нависшей напряженности. Результатом международного совещания представителей четырнадцати стран по урегулированию лаосского вопроса стали Женевские соглашения, включающие Декларацию о нейтралитете Лаоса и Протокол к Декларации, предусматривающие уважение участниками совещания суверенитета, независимости, нейтралитета, единства и территориальной целостности Лаоса.

12 мая Хрущев, выступая с речью в Тбилиси, столице Грузинской Советской Республики, сказал, что чиновники из Государственного департамента приняли во внимание крайне сдержанное советское заявление об американо-советских отношениях начиная с инцидента с U-2, случившегося в мае прошлого года. Он повторил свои слова, сказанные в ответ на приглашение Кеннеди на саммит: «Хотя президент Кеннеди и я – люди разных полюсов, мы живем на одной Земле и должны найти общий язык по некоторым вопросам».

В этот же день Хрущев отправил Кеннеди письмо, сообщив, что принимает его приглашение на саммит, отправленное президентом более двух месяцев назад. В письме не упоминалось о запрещении ядерных испытаний, но говорилось о тех вопросах, по которым они могли бы достигнуть договоренности, в частности по Лаосу. Однако Хрущев не был готов отложить решение берлинской проблемы. Он сообщил Кеннеди, что не добивается одностороннего преимущества в разделенном городе, но хочет с помощью саммита удалить «опасный источник напряженности в Европе».

Теперь ход был за Кеннеди.

Кеннеди, не желавшему демонстрировать нетерпение, потребовалось на ответ сорок восемь часов. Он был недоволен отказом Хрущева обсуждать проблему запрещения испытаний и настойчивостью в отношении берлинской проблемы. Темы для обсуждения, обозначенные в письме советского лидера, отличались от тех, что Кеннеди передал через Бобби Большакову. Однако, несмотря на все опасности, президент не видел иного выхода, как согласиться на встречу.

Выступление Хрущева в Тбилиси и его действия по Лаосу вселяли надежду на положительный исход встречи. Однако дело заключалось в том, что невозможно было на одной из самых решающих встреч со времен Второй мировой войны за короткий промежуток времени достигнуть соглашения по ключевому вопросу. С точки зрения опытных дипломатов, действия президента были поспешными и непродуманными.

Кеннеди отправил телеграммы ближайшим союзникам о предстоящей встрече, зная, что немцы и французы особенно скептически относятся к его плану. Аденауэру, который с подозрением относился к желанию Кеннеди установить отношения с Хрущевым, президент написал: «Я рискну предположить, что Вы разделите мою точку зрения, что, поскольку ранее я не встречался с Хрущевым, такая встреча будет полезной в свете нынешнего международного положения. Если встреча состоится, я рассчитываю информировать Вас о содержании переговоров с Хрущевым, которые, по моему мнению, будут носить довольно общий характер».

Подготовка к встрече шла полным ходом, поскольку все понимали, что это будет историческая встреча – первая подобная встреча на высшем уровне в век телевидения. Несмотря на усилия Кеннеди избежать обсуждения берлинского вопроса, его советники по внешней политике были вынуждены признать, что этот вопрос больше, чем Куба, Лаос, запрещение ядерных испытаний и любая другая проблема, охарактеризует первый год президентства Кеннеди.