Михал Огинский - Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 1

2 августа прусский генерал Шверин обратился к коменданту Варшавы Орловскому с посланием, в котором содержались требование сдать город и угрозы в случае неповиновения. Комендант ответил генералу, что свой ультиматум ему следует направить главнокомандующему польской армии, которая занимает позиции в зоне между прусскими войсками и столицей.

В тот же день король Польши получил от Фридриха Вильгельма следующее письмо:

«Государь, брат мой! Успехи наших войск с каждым днем усугубляют положение польской армии под Варшавой. Наши наступательные операции не будут остановлены, всякое сопротивление бесполезно, и все это должно убедить Ваше Величество в том, что участь города предрешена и не вызывает никаких сомнений. А судьбу жителей Варшавы я спешу вручить в руки Вашего Величества. Безотлагательная сдача города и высочайшая дисциплина, которую по моему указанию принесут воины мои, обеспечат жизнь и сохранность имущества всех мирных горожан. Отказ от выполнения первого и последнего требования, которое мой генерал-лейтенант Шверин только что направил коменданту Варшавы, неизбежно повлечет за собой и даже оправдает отчаянное бедственное положение, на которое обрекает себя город, провоцирующий своим упрямством месть обеих армий и все ужасы осадной войны.

Если бы в этих условиях Ваше Величество позволило себе известить жителей Варшавы о данной альтернативе, и если бы горожане сами могли принять решение, я заранее с величайшим удовольствием увидел бы в лице Вашего Величества спасителя варшавян. В противном случае мне ничего не остается как пожалеть о бесполезности этой моей инициативы, тем более, что повторять ее я не в состоянии, несмотря на всю мою живую заинтересованность в сохранении Вашего Величества и всех тех, кого кровные связи и преданность призвали к Вашей персоне.

В любом случае прошу Ваше Величество принять уверения в высоком уважении и остаюсь, Государь, брат мой, Вашего Величества брат добрый.

Фридрих Вильгельм.

Военный лагерь, Воля, 2 августа 1794 года».

А вот какой ответ на это письмо дал король Польши на следующий день:

«Боеспособность польской армии во главе с генералиссимусом Костюшко, которая ныне находится между Варшавой и лагерем Вашего Величества, а также положение дел в столице не дают основания говорить о ее сдаче. В этих обстоятельствах не будет никаких оправданий для отчаянного бедственного положения, о котором Ваше Величество предупреждает меня в своем письме, ибо город наш не может ни принять, ни отвергнуть требование генерал-лейтенанта Шверина, направленное коменданту Варшавы. Моя собственная жизнь интересует меня не более, чем жизнь варшавян, но раз уж судьбе было угодно вызвысить меня до такого положения, которое позволяет мне засвидетельствовать Вашему Величеству братские чувства, то к ним я и взываю, дабы отвести от Вас сами мысли о жестокости и мести. Понятия эти никак не вяжутся с добрыми деяниями королей во имя своих народов и, как я искренне полагаю, чужды Вашему личному характеру.

Станислав Август.

Варшава, 3 августа 1794 года».

В тот самый день, когда генерал Шверин отправил свое предупреждение коменданту города Варшавы, генерал Домбровский провел мощную атаку против русских войск в районе Чернякова и отбил у них два фортификационных сооружения. 16 августа Домбровский вновь пошел на русских и поначалу имел некоторое преимущество, однако воспользоваться им не сумел и отступил в сторону Вилянова, так как противник получил многочисленное подкрепление.

Вражеские войска дрались ожесточенно, и поляки проявляли все свое достоинство и подлинный патриотизм, участвуя в суровых локальных боях, которые велись почти ежедневно. А Высший совет, стоящий во главе правительства, в это же время обеспечивал порядок в столице и на территориях, не оккупированных захватчиками.

От имени Высшего совета издавались прокламации для повышения боевого духа жителей и поощрения их к новым благородным делам. Прокламации напоминали населению о необходимости уплачивать налоги, безотлагательно и точно исполнять указания главнокомандующего о поставках рекрутов, провизии и всего того, в чем нуждалась армия.

Было совершенно очевидно, что эти напоминания являлись своеобразным упреком жителям за ненадлежащее выполнение обязательств перед государством и армией. И упрек этот, к сожалению, не был лишен оснований: финансовые средства поступали в казну в неполном объеме, а войска тщетно ожидали необходимое пополнение.

Игнаций Потоцкий и Коллонтай, с которыми я несколько раз встречался после приезда в Варшаву, сетовали на то, что жители провинций теряют интерес к постановлениям правительства и не торопятся их выполнять.

Я и сам с болью смотрел, с каким равнодушием большинство богатых варшавян воспринимало успехи нашей армии. Им было в тягость каждый день отправлять своих подчиненных в национальную гвардию, а тем более самим порой брать в руки карабин, чтобы не вызвать порицания от народа и не прослыть врагами родины в глазах тех, кого они называли пламенными патриотами.

Среди состоятельных жителей Варшавы были и такие, кто страстно желал прекратить эту борьбу с превосходящими силами противника, в победе которого у них не было никаких сомнений. Эти люди рассчитывали, что после вступления вражеских войск в Варшаву у них появится больше возможностей для доходных спекуляций, чем при революционном правительстве, которому они не доверяли, и которое лишь обещало им какие-то туманные выгоды и преимущества в будущем. Следует признать, однако, что число таких личностей, движимых скорее эгоизмом, нежели злыми намерениями, было весьма невелико, и никакого влияния на общественное сознание они не имели. Почти все жители столицы с неиссякаемым усердием изо всех сил трудились там, куда их направляли, и безропотно разделяли все тяготы и опасности, которые изо дня в день преследовали военных.

С 16 августа начались смертоносные бои, в которых покрыли себя славой генерал Домбровский, князь Юзеф Понятовский, Адам Понинский и много других офицеров. Последнее и самое кровопролитное сражение прошло ночью 28 августа. Все войска генерала Домбровского подверглись атакам со стороны значительно превосходящих вражеских сил. В это же время генерал Зайончек внезапно совершил дерзкое нападение на прусские позиции.

Во всех ситуациях польские войска проявляли всегда присущие им отвагу и доблесть. Однако нельзя не отдать должное трудолюбию, усердию и неустрашимости жителей Варшавы, которые в огромной мере способствовали успеху в те памятные дни.

После этих событий, свидетелем и очевидцем которых я стал, будучи добровольцем, атаки врага прекратились. Пруссаки готовились к отступлению. Русская армия под командованием генерала Ферзена отделилась от прусских войск и двинулась в сторону Люблинского воеводства. Прусские части переформировались в три колонны: одна пошла в сторону Ченстоховы, другая направилась в Пётркув, а третья взяла курс на Закрочим. Не теряя ни минуты, враги отступали с такой поспешностью, что оставляли на своих позициях, например в Рашине (это в трех лье от столицы), больных и раненых, а также немало амуниции.