Грэм Робб - Жизнь Рембо

Барде интересовал только кофе. Рембо, казалось, намеревался создать первый универмаг на Черном континенте. Помимо одежды и модных аксессуаров, он заказывал инструменты, оружие и ювелирные изделия, произведенные по местным образцам.

К сожалению (как он жаловался Барде), он был вынужден работать с идиотами. Когда он узнал, что в Харар должен был приехать друг и партнер Барде Пьер Мазеран, он предложил свою профессиональную оценку:

«Я верю… что не будет принято решение, обостряющее обстановку, приездом человека, который ничего не умеет делать, кроме как разбазаривать инвестиции, мешать нам, делать из нас посмешище и разорять нас всеми возможными способами. Лично мы можем переносить все лишения без страха, а каждую неудачу без нетерпения, но мы не можем терпеть в компании сумасшедшего» [707].

Рембо был слишком хорошо организован и уверен в собственных силах, чтобы терпеть равноправного партнера. Его приказы основывались на собственном опыте и тщательных расчетах. Он гордился качеством своих товаров. Кофе, который отправляла на побережье конкурирующая компания трех братьев-греков, был «дрянью, которую соскребали с пола домов Харари». Точно так же, как его стихи писались вопреки произведениям других поэтов, его коммерческая деятельность была критикой несостоятельности других торговцев: «Охотник на слонов, которого вы прислали из Адена [сообщал он Барде], скачет, не переставая, по ущельям Даримонта и появится где-то тут, когда у него закончатся все ваши килограммы [708]свинины и консервированного молока среди племен гереро и батри».

Пока охотник на слонов, посланный Барде, бродил без цели по ущельям, Рембо заказывал стальные капканы на волков и, пользуясь навыками местных мастеров, обучал группу охотников на тигров, леопардов и львов качественно сдирать шкуру: «В 4 или 5 часах от Харара есть лес (Биседимо), в котором изобилуют дикие животные. Мы предупредили население окрестных деревень и хотим, чтобы они охотились для нас».

В качестве побочной работы он практиковался в фотографии («Каждый хочет иметь свою фотографию»). Он послал несколько образцов Барде – портреты двух сотрудников, тусклый и призрачный базар и драматический этюд торговца кофе, сидящего на шкуре рядом с двумя полуразрушенными колоннами. Барде написал неуверенное благодарственное письмо: «Я хотел бы поблагодарить тебя за внимательность, но ты довольно странный, и я не знаю, что я мог бы послать, что могло бы тебе понравиться. Сообщи мне, был бы ты рад получить какие-то инструменты вроде теодолита, графометра и т. д.».

Ответ на это, безусловно, был «да». Рембо уже усовершенствовал свою технику для исследований. Большинство исследователей организовывали специальные экспедиции с конкретными целями – река, гора, погибшая цивилизация или слава. Рембо учредил нечто вроде исследовательского агентства, которое могло бы охватывать большие площади за короткий промежуток времени. Это была светская версия религиозной миссии. Сами миссионеры, по сути, были использованы Рембо для консолидации новых рынков и поддержания потока информации.

Не так широко известно, что автор «Первых причастий» сыграл конструктивную роль в истории католической церкви в Южной Эфиопии. В том июне, следуя «благому и действительно настоятельному совету» Рембо, епископ Таурин послал двух французских священников в Бубассу: это был первый и за долгое время единственный успех миссии. Никто не был обращен в католическую веру, но священники вернулись живыми [709].

Рембо был готов приступить к работе, которую можно было назвать его первым исследовательским шедевром.

Поскольку на севере и на востоке лежала пустыня, а на западе – неистовая армия туземцев, он решил сконцентрироваться на обширной области к югу от Огадена, известной как Сомалийский рай, возможно, потому, что легенда помещает Эдемский (райский) сад в Абиссинию. Правой рукой Рембо был Константину Сотирос (или Сотиро) – верный, бесстрашный и близорукий молодой грек, который имел много общего с Рембо: жажду к точным наукам (его когда-то прозвали «географическим словарем») [710], равнодушие к личной славе и способность походить на арабского купца.

В июне 1883 года Рембо послал своего коллегу в долгий и опасный поход. Сотиро, видимо, достиг точки примерно в 225 километрах к югу от Харара: два итальянца, которые «открыли» Бир-Гора-Абдаллах в 1891 году, были поражены, когда услышали рассказы о белом человеке, быстро проскакавшем на лошади по этой местности много лет назад [711].

Тем временем далее на западе, действуя по собственной инициативе, Пьетро Саккони двигался примерно в том же направлении за одним из великих невостребованных призов исследователей Африки: рекой Уаби*. (Волнистая линия, которая появляется на ранних картах, была нанесена, основываясь лишь на слухах и догадках.) Поскольку Уаби ошибочно считалась частью системы Нила, ее открытие будет иметь существенные политические последствия.

Вскоре после 11 августа Сотиро с удивлением увидел трех сомалийских погонщиков верблюдов и повара-индийца, быстро идущих пешком с запада. Экспедицию Саккони постиг ужасный конец: это были единственные выжившие. Когда Рембо услышал эту новость, он послал лаконичную записку Барде в Марсель: «Месье Саккони умер возле Уаби 11 августа, убитый по собственной вине и напрасно».

Он также писал поподробнее в аденскую контору компании, перечисляя причины катастрофы: невежественных проводников, опасный путь и месье Саккони собственной персоной – упрямый, высокомерный и глупый человек. Такой язвительный некролог мог бы быть страницей из руководства Рембо по исследованиям неизвестных земель:

«Он нарушал (по незнанию) обычаи, религиозные обряды и права туземцев . […] Он путешествовал в европейской одежде и даже одевал своих погонщиков верблюдов как hostranis (христиан). Он питался ветчиной, пил алкоголь на советах шейхов, навязывая еду своим хозяевам, и проводил свои подозрительные геодезические изыскания, вертя в руках секстанты и другие инструменты на всем пути следования. […]

Месье Саккони ничего не покупал. Его единственной целью было добраться до Уаби, чтобы покрыть себя славой географа».

Совершив такой грех глупости, безмозглый Саккони не заслуживает никакого сочувствия. Рембо противопоставляет ему достойного восхищения Сотиро: «Месье Сотиро остановливался прежде всего там, где можно продать товары. […] Более того, он путешествует в мусульманской одежде под именем Аджи-Абдаллах и выполняет все местные политические и религиозные формальности. К месту, где он остановился, стали стекаться паломники, как wodad (ученый) и shereef (потомок внука пророка)».