Грэм Робб - Жизнь Рембо

Пожалуй, и неудивительно, что Берришон наделил орангутанов такой высокой умственной активностью.

Поскольку на острове было интенсивно развито земледелие, пища, особенно фрукты, была более доступна, чем на дороге из Парижа в Шарлевиль. Кроме того, Рембо только что прошел почти тринадцатинедельный курс военной подготовки, специально адаптированной к яванским условиям.

Возможно, его путь к Самарангу пролегал через леса и холмы, или же, что логичнее, он направился на восток в порт Сарабайя. Но как только Рембо перешагнул административную сеть Нидерландской колониальной армии, он в тот же момент исчезает столь же бесследно, как и яванский орангутан.

Один из африканских друзей Рембо говорит, что он также утверждал, что видел Австралию. Он мог сделать это только в августе 1876 года. Путешествие из Сарабайи в Пальмерстон (Дарвин) заняло бы по меньшей мере пять дней. Это вписывается в известную хронологию, к тому же один из списков слов Рембо содержит термин «ягоды вагга-вагга» [609], которые, очевидно, встречаются только в Австралии, но никаких твердых доказательств этому найдено не было [610].

Среди европейских моряков, которые надеялись покинуть Самаранг тем летом, был шотландец, капитан Дж. Браун, владелец небольшого парусного судна водоизмещением 477 тонн под названием Wandering chief («Странствующий вождь») [611].

После отплытия из Саут-Шилдс за шесть месяцев до этого у капитана Брауна настали трудные времена. Через десять недель после того, как корабль достиг Батавии, человек упал за борт, и его сочли утонувшим. В июле, пока «Странствующий вождь» брал груз сахара в Самаранге, повар и еще один член экипажа были уволены по «болезни».

Капитан Браун готовился к опасному путешествию домой. Ему предстояло обогнуть мыс, испытывая недостаток в команде, состоящей из двух офицеров, четырех матросов и четырнадцатилетнего юнги.

В августе удача ему, похоже, улыбнулась. Просеивая людей с сомнительной репутацией, которые слонялись у пристаней и отелей Самаранга, а также у более мелких портов на яванском побережье, он сумел найти три замены: датского кока Ханса Ханссена; матроса Джона Хингстона, который служил лейтенантом на «Кливленде»; и человека по имени Эдвин Холмс, который утверждал, что он бывший член экипажа Oseco («Осеко»).

Даты и подробности путешествия домой на «Странствующем вожде» так точно соответствуют собственному отчету Рембо, что это почти наверняка был корабль, на котором он отплыл с Явы. Но, как обнаружила Энид Старки, никакого Рембо не было ни в числе членов экипажа «Странствующего вождя», ни в Генеральном реестре судоходства и моряков.

Для Рембо было бы глупо наниматься на судно под собственным именем. Голландская военная полиция просматривала списки команд кораблей, отплывающих с Явы, особенно с французами на борту. Поскольку представляется маловероятным, что Рембо обладал необходимыми навыками, чтобы выдать себя за голландского кока, и поскольку лейтенант Хингстон действительно уволился с «Кливленда» 6 июля, именно Эдвин Холмс попадает под подозрение.

Корабль «Осеко» действительно потерпел крушение в Индийском океане тем летом, об этом было хорошо известно в Самаранге. Но сколько людей знают, что имя Эдвин Холмс никогда не появлялось ни в одном списке, отчете или договоре, касающемся «Осеко» или любого другого корабля? Таинственный мистер Холмс материализуется в спертом воздухе Самаранга только для того, чтобы исчезнуть четыре месяца спустя, когда «Странствующий вождь» достигнет Гавра.

К тому же известно, что, тогда как члены экипажа «Осеко» получали по восемьдесят семь франков в месяц, мистер Холмс получал только семьдесят пять – меньше, чем четырнадцатилетний юнга.

Способность Рембо завоевать симпатии людей на ответственных постах многократно подтверждается. Кем бы он ни был, Эдвин Холмс, очевидно, достиг личной не совсем законной договоренности с капитаном: когда новые члены экипажа были зарегистрированы в Самаранге 29 августа, за день до отплытия «Странствующего вождя», Холмс, бывший член команды «Осеко», был вписан как принятый в команду капитаном Брауном 11 июля, за три дня до того, как был оставлен «Осеко» и, наверное, что важнее, более чем за месяц до того, как рядовой Рембо был объявлен пропавшим без вести.

« Остров Св. Елены, 4 ноября…

30 сентября в точке с координатами 31 градус южной широты и 31 градус восточной долготы [ «Странствующий вождь»] столкнулся с очень тяжелыми погодными условиями, с высокими волнами, смывающими все подвижные предметы с палуб и бросающими судно на концы бимса, в таком положении оно оставалось на протяжении 30 часов с люками и нок-реями в воде; было предпринято все, чтобы его выправить, но, сочтя, что с шестью футами воды в трюме сделать этого не получится, пришлось срубить бизань-мачту, а также фок– и грот-брам-стеньги. Некоторое количество сахара было смыто из грузового отсека, вследствие того что вода опустилась ниже» [612].

К удовольствию Рембо, мыс Доброй Надежды оправдал свою репутацию. Мужчины со «Странствующего вождя», которые радостно богохульствовали в ясную погоду, упали на колени и молились. Все рассказы Рембо, даже «Озарения», основывались на реальности, и нет причин сомневаться в истории, что, когда корабль стал на якорь у острова Святой Елены (что подтверждается корабельным дневником), он пытался поплыть к берегу, чтобы увидеть одинокую скалу, на которой Наполеон прожил свои последние годы. «К счастью, за ним нырнул матрос и вытащил его обратно на борт» [613].

Ввиду повреждения судна и продолжительности плавания, вполне возможно, что Рембо впервые ступил в Африку на Атлантическом побережье в Дакаре (о чем он сам сообщил Делаэ) [614].

Через девяносто девять дней после отплытия из Самаранга 6 декабря 1876 года «Странствующий вождь» встал в доке Квинстауна на южном побережье Ирландии.

Заключительные этапы путешествия Рембо, скорее всего, проходили по такому маршруту: из Квинстауна до Корка на поезде; паромом в Ливерпуль, потом поездом в Лондон и через Ла-Манш в Дьеп [615]. Оттуда он направился в Париж, где и был замечен на площади Бастилии скульптором по имени Виссо, одетый «как английский матрос», – отсюда и прозвище, бывшее в ходу у сплетников, знакомых с Рембо: Rimbald le marin («Рембад-мореход») [616].

9 декабря он вернулся домой бородатый, обветренный и слегка страдающий ревматизмом [617]. Следующие несколько недель он не подавал признаков активности, похоронив себя со своими дорожными образами в доме матери. До конца января даже Делаэ не знал о том, что Рембо в Шарлевиле. 28 января 1877 года он писал их общему другу Эрнесту Мийо: «Он вернулся… из маленького путешествия – почти пустякового: из Брюсселя в Корк через Яву; затем в Ливерпуль, Le Havre [sic], Париж и, как всегда, закончил… в Чарльзтауне. […] И это еще не конец. Кажется, мы будем свидетелями многих других приключений» [618].