Джерри Койн - Вера против фактов: Почему наука и религия несовместимы

Подводя итоги, можно сказать: если пустить заново процесс хоть космической, хоть биологической эволюции, то попросту невозможно рационально и логически обосновать неизбежность появления гуманоидов – зато можно неплохо обосновать его необязательность. Любой другой ответ связан либо с самообманом, либо с ненаучными утверждениями, основанными на теологии (к примеру, с управляемыми Богом мутациями).

В конечном итоге теистическая эволюция – вовсе не полезный компромисс между наукой и религией. В области предсказаний, которые можно проверить, она опровергнута, а в области непроверяемых заявлений на нее можно не обращать внимания.

Представляет ли теория эволюции дополнительные проблемы для теологии? Да, и немалые. Нет, к примеру, никакого очевидного объяснения тому, что всемогущий и любящий Бог, направлявший эволюцию, завел ее в такое невообразимое количество тупиков. В конце концов, 99 % всех видов, когда-либо обитавших на Земле, вымерли, не оставив потомков. Жестокость естественного отбора, связанного с бесконечными напрасными утратами и постоянной болью, также требует объяснения. Разве любящему и всемогущему Богу не следовало бы просто создать все существующие виды с нуля, как описано в Книге Бытия?

Как мы видели в предыдущей главе, обычная реакция на такие вопросы – превратить неприятные факты эволюции в добродетели, как это делает католический богослов Джон Хот:

Идея о том, что за эволюцию жизни отвечают второстепенные причины [естественный отбор], а не прямое божественное вмешательство, даже усиливает, а не принижает доктрину божественного творческого начала. Разве Богу не делает честь, что мир – не просто пассивная глина в его руках, но изначально активный и самоподдерживающийся процесс, который развивается и самостоятельно порождает новую жизнь? Если Бог может творить вещи, которые делают себя сами, то разве это не лучше, чем божество-волшебник, который дергает за все ниточки, как полагают теологические «окказионалисты»?

Но ведь можно легко сформулировать и противоположный аргумент: что создание с нуля «лучше», поскольку позволяет избежать страданий, потерь и вымирания, присущих эволюции. Как можно взвесить ценность творческого начала в сравнении со страданием существ, способных чувствовать, включая и нескольких близких родственников современного человека, таких как вымершие неандертальцы?

Теистическая эволюция тоже пригодится для оправдания Бога. Ее можно использовать, как это делает богослов Франсиско Айала, чтобы снять с Бога груз обвинений, связанных с «естественным злом»:

Теория эволюции дала нам решение к оставшемуся компоненту проблемы зла. Как наводнения и засухи были необходимым следствием структуры физического мира, так хищники и паразиты, расстройства и болезни были следствием эволюции жизни. Они возникли не в результате плохого или злобного замысла: свойства организмов не были спланированы Творцом.

Здесь явственно попахивает предвзятостью, ведь наверняка Бог, будь он по-настоящему всемогущ, мог придумать мир, в физической структуре которого не было бы наводнений, засух и эволюционного страдания. И, разумеется, если адаптивными мутациями, которые привели к возникновению человека, мы обязаны Богу, то непонятно, почему его не обвиняют в неудачных мутациях, которые вызывают рак, генетические заболевания и рождение детей-калек. Если мутации придуманы Богом, нет никаких причин тому, чтобы подавляющее их большинство было вредными – хотя именно этого следует ожидать, если этот процесс исключительно естественен и в его рамках происходят случайные ошибки. Неудивительно, что у богословов, к примеру, у Алвина Плантинги, есть ответ и на это:

Но в любом мире, где есть искупление, будет и грех, и зло, и проистекающие из них страдание и боль. Более того, если лечение должно быть пропорционально болезни, в таком мире окажется очень много греха и очень много страданий и боли. Далее, в нем вполне могут найтись грех и страдание не только со стороны человеческих существ, но и, возможно, со стороны других существ тоже. В самом деле, некоторые из этих других существ, возможно, намного могущественнее людей, а иным из них – Сатане и его приспешникам, к примеру – может быть позволено играть какую-то роль в эволюции жизни на Земле, направляя ее в сторону хищничества, потерь и боли. (Кое-кто, возможно, пренебрежительно фыркнет в ответ на такое предположение; однако это ничего не изменит.)

Поразительно слышать подобное от уважаемого философа. Мы наблюдаем здесь не только предвзятость в отношении Бога, который заставляет животных искупать грехи людей, но и призвание другого источника зла – Сатаны. Нас просят поверить, к примеру, что генетически обусловленная лицевая опухоль, уничтожающая популяцию тасманийского дьявола, может быть вызвана сатанинскими манипуляциями в его хромосомах. Получается, что невинное сумчатое ужасно пострадало за грех примата. На мой взгляд, пренебрежительное фырканье – это правильная реакция на подобные фантазии (по крайней мере, до тех пор, пока Плантинга не предоставит нам доказательства существования Сатаны).

Людям религиозным не имеет смысла говорить, что эти ответы исключительно умозрительны потому, что мы не знаем, как Бог проявляет себя в эволюции. Если признать такое незнание, следует признать и то, что мы совершенно не представляем, имеет ли вообще Бог какое-то отношение к эволюции. Забавно, что те, кто претендует на точное знание природы Бога и его свершений, замолкают, как только речь заходит о его методах.

Главная проблема теистической эволюции, как и всех прочих попыток приспособить теологию к новым фактам, такова. Это просто метафизическое расширение физической теории, дополнение, нужда в котором обусловлена не данными, а эмоциональными потребностями верующих. Философ Энтони Грейлинг называет это «произвольной избыточностью»: космологические бирюльки, от которых отказался Лаплас, когда сказал Наполеону, что не нуждается в гипотезе Бога. И правда, подобные излишества можно найти только в эволюционной биологии – и иногда в космологии, – поскольку остальные науки не вступают в противоречие с верованиями людей. Если рассматривать науку шире, включив в нее медицину, то можно увидеть еще один пример произвольной избыточности, когда болезнь рассматривается как результат грешных мыслей или духовной ошибки. В последней главе мы увидим, что такая точка зрения заставила многих людей отказаться от научно обоснованной медицины и в результате пострадать.

Наконец, теистическая эволюция допускает обычную ошибку примиренчества: путает логическую возможность с вероятностью. Да, логически возможно, что Бог либо начал эволюционный процесс, создал первый организм, а затем отошел в сторону, чтобы наблюдать за происходящим, либо вмешивался в этот процесс время от времени, создавая новые организмы и мутации. Но судя по имеющейся у нас информации, это маловероятно. Процесс эволюции демонстрирует все признаки естественности, материалистичности, неуправляемости и отсутствия божественной поддержки. Для ученого теистическая эволюция лишена смысла, поскольку требует, чтобы одной частью мозга («эволюционной») вы принимали только то, что можно проверить и подтвердить доказательствами и здравым смыслом, а другой («теистической») – полагались на веру и принимали вещи либо ненужные, либо ничем не подтвержденные. Это нечестивый союз между наукой и религией, это теология, которая рядится в лабораторный халат. Мы поговорим о вреде этого провального брака в последней главе. Среди его последствий и непонимание публикой науки (многие считают, к примеру, что «теистическая эволюция» научна), и вера в то, что религия может дать ответы, ускользающие в настоящее время от науки (к примеру, почему законы природы допускают существование жизни?), и идея о существовании «иных способов познания», включая откровение, посредством которых можно познать истины о Вселенной. Это не просто академические вопросы, поскольку вполне реальные следствия из них могут быть весьма серьезными (и вредными): они влияют на мораль, медицину, политику, экологию и общее благополучие человека как биологического вида.