Джерри Койн - Вера против фактов: Почему наука и религия несовместимы

Есть очень, очень важная разница между сильными (и даже страстными) чувствами по поводу того, о чем мы думали и что исследовали на основании объективных данных, и сильными чувствами по поводу того, что было внутренне раскрыто нам (или кому-то другому, а затем освящено традицией). Существует огромная разница между верой, которую ты готов защищать с фактами и логикой в руках, и верой, которая не подкреплена ничем, кроме традиции, авторитета и откровения.

Таким образом, у ученых нет веры – в религиозном смысле – в авторитеты, книги и ничем не подтвержденные утверждения. Есть ли у нас вера хоть во что-нибудь? Кроме того, объектами научной веры называют физические законы и здравый смысл. Занятия наукой, дескать, требуют веры не только в «упорядоченность природы» и «неведомый набор физических законов», но и в ценность здравого смысла в определении истины.

Оба утверждения неверны.

Упорядоченность природы – ее законы – это не предположение и даже не аксиома, а наблюдение. Логически можно допустить, что скорость света в вакууме способна изменяться от точки к точке, и хотя в этом случае нам пришлось бы в чем-то менять наши теории, это не было бы катастрофой. Другие законы природы, такие как относительные массы нейронов и протонов, вероятно, не могут быть нарушены, по крайней мере в нашем уголке Вселенной, потому что от этих закономерностей зависит существование наших тел. Как я уже отмечал, и эволюция живых организмов, и поддержание жизни нашего тела зависят от закономерностей биохимических процессов, обеспечивающих жизнедеятельность организма. Получается, что законы природы – это закономерности (допущения, если угодно), основанные на опыте. Примерно таком же опыте, как тот, что убеждает нас в неизбежности завтрашнего рассвета. В конце концов, Аристотель верил (в религиозном смысле), что более тяжелые объекты падают быстрее легких, но только эксперименты – как ни печально, не те, что связаны с Галилеем и Пизанской башней, – показали, что на самом деле при отсутствии сопротивления воздуха все объекты падают с одинаковой скоростью.

Далее, примиренцы обвиняют ученых в том, что те «верят в разум». Но здравый смысл – это не постулат априори, а инструмент, который, как было неоднократно показано, работает. Мы не верим в разум, мы его используем. И делаем это потому, что он дает результат и позволяет приблизиться к пониманию. Опыт заставил нас ввести дополнительные инструменты, такие как двойные слепые исследования и независимое рецензирование статей, представленных к публикации; научный разум придумал антибиотики, компьютеры и способ построить «дерево жизни» при помощи секвенирования ДНК разных видов. В самом деле, даже для обсуждения того, следует ли нам использовать разум, требуется разум! Разум – это просто способ оправдать наши убеждения, и если вы им не пользуетесь при оправдании хоть религиозных, хоть научных взглядов, то вы не заслуживаете ничьего внимания.

Еще одна стандартная претензия – аргумент о том, что наука похожа на религию и что у нас есть свой бог: истина, открытая методами науки. Разве наука, как уверяют некоторые, не основана на вере в то, что поиски истины – это хорошо? Едва ли. Представление о том, что знание лучше, чем незнание, это не квазирелигиозная вера, а предпочтение: мы предпочитаем знать истину, потому что, приняв ложное утверждение, не получаем никаких полезных сведений о Вселенной. Невозможно вылечить болезнь, если вы, подобно последователям христианской науки, считаете, что она вызвана порочными мыслями. Обвинение, что наука в оценке знаний основана на вере, забавно, поскольку почему-то не применяется к другим областям. Никому не приходит в голову утверждать, к примеру, что сантехническое дело или автомеханика подобны религии, потому что опираются на неоправданную веру в то, что трубы и автомобили должны содержаться в порядке.

Даже если вы не можете наглядно продемонстрировать согласованность науки с религией, вы всегда можете утверждать, что наука – это продукт религии, что давным-давно современная наука выросла из религиозных представлений и институтов. Имея в виду, что наука в том виде, в каком она существует сегодня, совершенно свободна от богов, это странный аргумент. Но это способ обеспечить религии, даже если она несовместима с современной наукой, некоторые заслуги перед ней. А учитывая засилье западных теистов среди тех, кто выдвигает этот аргумент, неудивительно, что заслуги эти приписываются именно христианству, а не иудаизму или исламу.

Этот аргумент существует в нескольких формах. Самая распространенная из них такова: наука пришла из естественной теологии, которая, в свою очередь, родилась из христианского желания понять творение Божие. Самую подробную версию этого аргумента можно найти у социолога Родни Старка:

Подъем науки не был продолжением классического знания. Наука возникла как естественная ветвь христианской доктрины: природа существует, потому что была создана Богом. Чтобы любить и чтить Господа, необходимо было в полном объеме оценить чудеса его работы. Поскольку Бог совершенен, его творение функционирует в согласии с непреложными принципами. Богом данные силы разума и наблюдения при полном их использовании, по идее, должны давать возможность открывать эти принципы.

Почти столь же распространено утверждение о том, что сама концепция физического закона исходит от христианства. Вот как об этом говорит Пол Дэвис:

Само понятие физического закона изначально имеет теологический характер, что вызывает у многих ученых недовольную гримасу. Исаак Ньютон первым извлек идею абсолютных, универсальных, совершенных и неизменных законов из христианской доктрины, согласно которой Бог сотворил мир и организовал его разумным образом. По представлениям христиан, Бог поддерживает естественный порядок, находясь вне Вселенной, а физики представляют свои законы как обитающие в абстрактном трансцендентном царстве совершенных математических отношений.

Как мы увидим, эти утверждения вызывают споры, но даже если они ошибочны, теисты всегда могут немного отступить и сказать: этика, лежащая в основе современной науки, берет начало из христианской морали. Как утверждает Иан Хатчинсон, «этическая и нравственная приемлемость научных практик диктуется в значительной мере религиозными представлениями и догмами».

Чтобы обратиться к аргументу «христианство породило науку», следует знать, что до христианской Европы наука возникла и в других местах, самые известные из которых – древняя Греция, исламский Ближний Восток и Древний Китай. Но поскольку современная наука – преимущественно европейское изобретение, дух которого исходит от Древних Греции и Рима, предлагаются самые разные объяснения причин, по которым в других местах наука практически заглохла. Часто говорят, к примеру, что исламская наука исчезла после XII века потому, что кораническая доктрина объявила свободные исследования вредными. Но объяснения таких крупномасштабных социальных перемен – штука скользкая, она допускает разные (порой противоречивые) интерпретации. Некоторые апологеты христианства, такие как математик Альфред Норт Уайтхед, доказывают, что средневековому христианству была присуща вера в «естественный порядок» и «общие принципы» (то есть физические законы):