Кристин Коннелли - Исцеление от эмоциональных травм – путь к сотрудничеству, партнерству и гармонии

Таблица 12. Отношения между полами в имперских и земледельческих цивилизациях

До Великого Падения было принято, чтобы после свадьбы мужчина переселялся в общину своей жены, а происхождение отсчитывалось по материнской линии; впоследствии эти правила сменились противоположными. Господство мужчин и отсутствие у женщин права на развод вели к появлению страха и насилия в семейных отношениях. Младенцы и дети стали получать меньше ласки и больше травм (см. табл. 13).

Таблица 13. Структура семьи и семейные отношения в имперских и земледельческих цивилизациях

Перечень различий, приведенных в таблицах, показывает, что появление имперских цивилизаций было не просто очередным витком социального прогресса. Их возникновение стало настоящей культурной революцией, плоды которой мы пожинаем до сих пор. Именно в те времена зародилась цивилизация, какой мы знаем ее сегодня, но тогда же были утрачены многие черты по-настоящему цивилизованного общества. Поэтому название «Великое Падение» представляется вполне подходящим для той эпохи.

С точки зрения нашей системы ценностей, в основе которой лежат понятия мира и справедливости, человеческих прав и достоинства, демократии и равенства возможностей, переход от земледельческой цивилизации к имперской стал большим шагом назад. И хотя за минувшие века многие острые углы были сглажены, современная цивилизация во многом остается доминаторской. В связи с этим встает два вопроса. Почему партнерские культуры потерпели крах после тысячелетий успешного существования? И почему за прошедшие несколько тысяч лет нигде не произошло возврата к партнерской культуре? Основной причиной Великого Падения послужило, несомненно, изменение климата в сочетании с вызванным им ростом насилия. Но этот процесс не оказался бы столь быстротечным, не будь само человечество внутренне готово к переменам. С другой стороны, Великое Падение стало еще и глубокой психологической трансформацией, которую описывают по-разному: как взрывообразное развитие внутреннего «Я» или как проявление последствий травм, вызванных войнами и засухой.

За последние два миллиона лет Земля вместе с человечеством, дремавшим в своей африканской колыбели, не раз выныривала из оледенения, чтобы вскоре нырнуть в следующее; периоды теплого и влажного климата сменялись холодными и сухими примерно каждые сто тысяч лет. Иногда площадь джунглей сокращалась вчетверо, уступая место саваннам, но они неизменно разрастались вновь. На севере Европы и Азии наши предки видели катаклизмы и пострашнее. Планета остывала, и им приходилось учиться выживать в ледяных тундрах и холодных сухих степях последнего оледенения. А потом им вновь пришлось приспосабливаться, когда снова потеплело настолько, что всю Европу, Северную Африку и Переднюю Азию заполонили леса. Как биологический вид мы постоянно оказывались в неожиданных климатических условиях.

Но если смотреть на смену земледельческих цивилизаций доминаторскими как на ответ надвигающимся пустыням, то почему это случилось лишь шесть тысяч лет назад, а не в позднем дриасе – за несколько тысячелетий до того, как наступила великая сушь? В тот период, 12,8–11,6 тысячи лет назад, арктический воздух снова ворвался в Северную Европу, а засуха хозяйничала дальше на юге. В Передней Азии она положила конец натуфийской культуре (см. главу 10) и, несомненно, внесла немало изменений в жизнь других народов. Тем не менее, тогда партнерские культуры успешно пережили сложные времена, но лишь затем, чтобы через несколько тысячелетий исчезнуть в Великом Падении. Из этого может следовать два вывода. Либо климат сам по себе не является достаточной движущей силой для культурных изменений и одновременно с ним действовали еще какие-то факторы; либо земледельческие цивилизации оказались по каким-то причинам более уязвимыми перед климатическими изменениями, чем предшествовавшие им культуры.

От позднего дриаса Великое Падение отличало одно существенное нововведение: появилось боевое оружие и военные действия. Мы уже писали о том, как племена кочевников из Средней Азии и Эфиопии вторгались в менее засушливые регионы. Жестокие и нечувствительные к чужой боли, они оставляли за собой лишь смерть и разрушение. Те, кому удавалось уцелеть после набегов, оставались глубоко травмированными и либо попадали в рабство, либо учились быть столь же жестокими, чтобы защитить себя. Вместе с изменением климата эти внезапные разорения, безусловно, могли спровоцировать Великое Падение. Но что же сделало такими безжалостными самих кочевников? Они боролись за собственное выживание и, спасаясь от наступления пустынь, вынужденно искали более приветливые и богатые дождями края. В ходе миграций им неизбежно приходилось конкурировать за ресурсы с другими народами, однако само по себе это вряд ли может превратить миролюбивый народ в банды безжалостных убийц. Тот, для кого человеческая жизнь священна, предпочтет скорее умереть сам, чем убить, и многие, возможно, так и поступали. Одно из возможных объяснений предложил Джеймс де Мео: суровые условия пустынь взращивают суровых обитателей, чьи сердца и души покрыты толстым панцирем [206]. Позднее к таким же выводам пришла Эвелин Линднер: «В Сомали… в среде кочевых племен, к которым природа никогда не была ласкова, со временем выкристаллизовался беспощадный „кодекс воина“. Эта гордая и жестокая культура годами сеет вокруг себя народные волнения, голод и смерть» [207].

Великая сушь, от поколения к поколению все более лютая, могла только развить в кочевниках эту предрасположенность к насилию и жестокости. Голодающие матери, преодолевая многие километры в поисках еды и воды, не могли ни досыта накормить своих детей, привязанных к доскам на их спинах, ни дать им хоть немного ласки. Те, кому удавалось пережить пору младенчества, вырастали безнадежно травмированными и, повзрослев, платили миру – а заодно и собственным детям – ненавистью за его бессердечие. Травмы становились наследственными, и в конечном итоге появлялось поколение, неспособное ни сочувствовать своим ближним, ни понять, почему предки завещали им запрет на убийства. Вместо этого в них жила готовность последовать в огонь и воду за предводителем, если тот пообещает сытый живот и разрешит выплескивать ярость на кого и как угодно.