Пол Джонсон - Иисус. Жизнеописание

А что же настоящий предатель, презренный Иуда? Матфей говорит: когда он осознал всю тяжесть содеянного, то «раскаявшись, возвратил тридцать сребреников первосвященникам и старейшинам, говоря: согрешил я, предав Кровь невинную. Они же сказали ему: чту нам до того? смотри сам. И бросив сребреники в храме, он вышел, и пошел и удавился». Иуда и его преступление, равно как и его ужасная участь, послужили сюжетом для многих историй на ранних этапах становления церкви. Все, что нам известно: «Первосвященники, взяв сребреники, сказали: непозволительно положить их в сокровищницу церковную, потому что это цена крови. Сделав же совещание, купили на них землю горшечника, для погребения странников; посему и называется земля та “землею крови” до сего дня» (Мф. 27: 3–8). Она расположена на южном склоне долины сыновей Енномовых, возле Кедрона, и известна под арамейским названием Акелдама. «Землю крови», расположение коей определено весьма приблизительно, как и положение многих других упоминаемых в Евангелии мест, часто показывают туристам; и те, кто приходит помолиться за душу Иуды – загубленную или нет, мы не знаем, – могут, если им очень уж хочется, верить, что здесь – то самое место.

А потом был долгий суд, на котором Иисуса приговорили к смерти. Длился он всю ночь с четверга на пятницу, покуда на рассвете не пропел петух, и все утро пятницы. Собственно, было три суда: перед первосвященником, перед Иродом Антипой и перед Пилатом. Все евангелисты добавляют в описание этого суда какие-то свои подробности. По сути – возможно, того евангелисты и желали – все Четвероевангелие выносит горький, иронический приговор людскому суду и людскому понятию о справедливости. Ложь и клевета, предубеждение и лжесвидетельство, готовность лишить жизни Невинного – и при этом нежелание взять на себя ответственность, попытки переложить ее на кого-либо другого, трусость и малодушие всех участников и мерзкое, ничтожное пустословие – вот они, отличительные особенности суда, учиненного над Иисусом.

Первосвященник Каиафа страстно желал предать Иисуса смерти, но не смел вынести приговор самостоятельно и постарался возложить ответственность на Пилата. Пилат оказался не менее робким и нерешительным человеком. Узнав, что Иисус – галилеянин, он отослал пленника к Ироду Антипе: как он объяснил, Ирод правит Галилеей, а посему принять решения дулжно ему. А Ирод, узнав, что Иисус не желает оправдываться или молить о пощаде – Спаситель не признавал Своим судьей человека развращенного, по капризу танцовщицы приказавшего обезглавить Иоанна Крестителя, приходившегося Иисусу двоюродным братом, – отослал его назад к Пилату. Наконец, Пилат переложил ответственность за выносимый приговор на толпу, собравшуюся под его окнами: но вовсе не толпу настоящих иерусалимских бедняков, а загодя науськанную первосвященниками толпу наемников, заранее заучивших то, что им велели вопить их хозяева. Пилат приговорил Иисуса к смерти не потому, что уличил Его в чем-либо. И сам Пилат, и, что более важно, его жена были уверены, что Обвиняемый невиновен. Просто Пилат опасался, что еврейские вероучители донесут на него в Рим, а тамошнее положение Пилата было довольно шатким. И, пока разыгрывалась эта пародия на правосудие, за стенами дворца собралась кучка слуг и солдат, дожидавшихся, пока Иисуса отдадут им на поругание: они били Его, плевали Ему в лицо, надевали на тело Его грязные рубища, а на голову терновый венец и насмехались над Ним, всячески понося и унижая Его. Трудно сказать, кто вел себя ужаснее: власти предержащие или их приспешники, лебезившие и заискивавшие перед своими хозяевами. Иисус же, как и всегда, был милосерден: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают» [2](Лк. 23: 34).

Матфей говорит нам: Иисуса отвели в дом Каиафы, «куда собрались книжники и старейшины» (26: 57). Иоанн утверждает: сначала Иисуса привели в дом Анны, тестя первосвященника и его предшественника. Там собрали свидетелей, и Анна спросил Иисуса о Его учении. Спаситель сказал: «Я говорил явно миру; Я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда Иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего. Что спрашиваешь Меня? спроси слышавших, чту Я говорил им; вот, они знают, чту Я говорил». И тут один из служителей, стоявший близко, ударил Иисуса по щеке и сказал: «так отвечаешь Ты первосвященнику?»

Иисус отвечал ему: «…если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь Меня?» (Ин. 18: 20–23). Анна решил связать Иисуса и отослать его со стражей к Каиафе с теми доказательствами, что смог наскрести. Им с Каиафой нужны были уважаемые иудеи, которые могли бы свидетельствовать, будто Иисус провозглашал Себя Спасителем, Царем Израилевым, Сыном Божьим – дабы, как говорит Матфей, они могли предать Его смерти (26: 59). Они нашли «много» тех, кто готов был лжесвидетельствовать, но не таких, как им хотелось бы. Иисус никак не отвечал им, и Каиафа воззвал к Нему: «… что же ничего не отвечаешь? чту они против Тебя свидетельствуют?» Но Иисус безмолвствовал. И первосвященник сказал Ему: «…заклинаю Тебя Богом живым, скажи, Ты ли Христос, Сын Божий?» Иисус говорит ему: «…ты сказал; даже сказываю вам: отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных» (Мф. 26: 62–64).

Ответ довольно загадочный, и вовсе не тот, что хотел бы услыхать Каиафа. Это не было признанием, которое возмутило бы правоверных иудеев или убедило бы римлян в том, что Иисус – опасный заговорщик и бунтарь. Но Каиафа решил: этого должно хватить. Он объявил, будто Иисус богохульствует, и, якобы в порыве гнева праведного, разорвал на себе одежды. Согласно иудейским законам, существовало только два повода рвать на себе одежду: смерть и богохульство. В последнем случае рвали и верхнюю, и исподнюю одежды. Но первосвященник носил особый двойной нагрудник, порвать который было несложно, а особой ценности нагрудник не представлял. Закон предписывал тридцать девять правил, которые гласили: в случае богохульства дыра должна быть размером с кулак, и должна обнажаться грудь, и такую дыру никогда не следует заштопывать. Поэтому Каиафа разорвал обе части своего нагрудника, дабы явить оголенную грудь. Даже эта сцена с раздиранием одежды полна фальши и притворства. Каиафа остервенело рвет на себе одеяние и говорит: «на что еще нам свидетелей? вот, теперь вы слышали богохульство Его!» (Мф. 26: 65; Мк. 14: 63).

Присутствующие подхватывают: «Повинен смерти» (Мф. 26: 66). Потом, по словам Матфея, «они плевали Ему в лице и заушали Его; другие же ударяли Его по ланитам и говорили: прореки нам, Христос, кто ударил Тебя?» (Мф. 26: 67–68). Когда же наступило утро, они повели Иисуса к римскому наместнику, правителю Понтию Пилату. По словам Луки (23: 1), «поднялось все множество их», и пришли они во дворец, и кричали, что Иисус «развращает народ наш и запрещает давать подать кесарю, называя Себя Христом Царем», и «возмущает народ» (Лк. 23: 2–5). Пилат с отвращением наблюдал эту сцену. У него были собственные сведения о деятельности Иисуса, и он знал: все обвинения лживы. Пилат уже несколько лет занимал должность префекта, и его порядком раздражало религиозное неистовство евреев, с которым он уже дважды сталкивался прежде. Когда он, желая выслужиться перед своим римским начальством, внес в Иерусалим изображения Цезаря на древках знамен, священники негодовали. Еврейский историк Иосиф Флавий писал: огромная толпа религиозных фанатиков досаждала Пилату, требуя убрать изображения; Пилат поневоле приказал своим воинам разогнать толпу. А потом ему снова пришлось применять вооруженную силу – когда священники подняли толпы иудеев, протестуя против решения тратить деньги храма на строительство тридцатипятимильного акведука – чтобы провести воду в Иерусалим. Многие евреи погибли при стычке. В самом Риме жило множество евреев, занимавших высокое положение в империи, поэтому священники легко могли подать свои жалобы прямо императору. И действительно, спустя шесть лет подобные же столкновения между легионерами Пилата и шествием верующих – на сей раз самарян – послужили причиной жалоб в Рим, приведших к отставке Пилата («Иудейские древности», кн. 18, гл. 4, § 1–2).