Дэвид Годман - Жизнь с Раманой Махарши

В этот момент вдруг появился Чиннасвами. Он улыбнулся мне и сказал: «Бхагаван присвоил тебе новый титул, „Ишта Брахман" (любимый брахман)».

В качестве пояснения следует сказать, что, хотя Бхагаван сохранял нормы кастовой ортодоксии в деле приготовления пищи, прежде всего ради своих преданных-брахманов, которые в противном случае отказались бы есть в ашраме, он не одобрял некоторые крайние формы ее проявления.

Был и другой вид упражнений, которым увлекался Бхагаван: изготовление тростей. Он занимался этим тогда, когда ничему более не требовалось его время или внимание. Однажды я наблюдал, как он очень энергично изготовил несколько штук. Чиннасвами купил небольшую связку дров, и Бхагаван попросил своего служителя отобрать четыре или пять прямых палок. Сначала небольшим ножом он очистил внешнюю поверхность палок, затем отшлифовал их кусочками стекла. Завершающая шлифовка была выполнена с помощью листвы. Опилки покрыли все тело Бхагавана. Некоторые из них остались на том месте, где упали. Другие были унесены ручейками пота, стекавшими у него по всему телу.

Я попытался было обмахивать его, но Бхагаван остановил меня со словами: «Я работаю, чтобы пропотеть. Если позволить поту течь беспрепятственно, тело будет здоровым. Если ты будешь вот так махать, весь пот исчезнет».

Поскольку в те дни электрических вентиляторов не было, все вентилирование приходилось проделывать вручную. Обычно, когда люди принимались обмахивать его, Бхагаван просил их прекратить. Однако некоторые преданные, вроде Мудальяр Патти, настойчиво продолжали обмахивание. Однажды в середине лета, когда тело Бхагавана блестело от пота, я увидел, как Бхагаван выхватил веер из рук Мудальяр Патти, поскольку она пыталась незаметно обмахнуть его. За несколько минут до этого он уже сказал ей: «Махать не надо».

Когда он забрал у нее веер, то сделал свое обычное замечание: «Свободный выход пота полезен для тела. Зачем ты пытаешься остановить его, обмахивая меня?»

До моего появления, когда деятельности в ашраме было немного, Бхагаван проводил большую часть своего времени, сидя в холле. Он регулярно работал на кухне и уходил гулять по холму, однако большую часть дня вел довольно-таки сидячий образ жизни. Все это изменилось, как только начались строительные работы. Он часто выходил посмотреть, чем мы занимаемся, засыпал нас советами и указаниями и время от времени сам присоединялся к работе. Некоторые люди полагают, что ашрам сам собою разросся вокруг Бхагавана, безо всякого вмешательства с его стороны. Эти люди быстро изменили бы свое мнение, если бы увидели, как в тридцатых годах работал Бхагаван. Именно Бхагаван – и только он один – решал, когда строить здания, где их строить, какого размера им быть, какие материалы использовать и кому вести строительные работы.

Бхагаван говорил: «Меня не занимает вся эта деятельность здесь. Я просто наблюдаю за всем происходящим».

С позиции Я, должно быть, так и есть. Но с относительной точки зрения могу сказать, что ни один камень в ашраме не был сдвинут без его ведома и согласия. Как я уже говорил раньше, единственная область, с которой он не желал иметь дело, были финансы. Он начинал строительные проекты, когда денег для их осуществления в наличии не было, беспечно пропуская мимо ушей все прогнозы Чиннасвами о близком финансовом провале. Он никогда ни у кого не просил и запрещал Чиннасвами просить подаяние от имени ашрама; однако же каким-то образом поступающих пожертвований хватало, чтобы завершить строительство каждого здания.

Чиннасвами, считавший, что в конечном счете несет ответственность за денежные отношения ашрама, как правило, сильно переживал, когда Бхагаван брался за проекты, у которых не было должного финансового фундамента.

В таких случаях я часто слышал, как Бхагаван говорит: «Я здесь, ему не стоит переживать».

Всякий раз, когда Бхагаван произносил это, я передавал его слова Чиннасвами. Слова эти на некоторое время поднимали ему настроение, однако эта вновь обретенная уверенность обычно рассеивалась всякий раз, когда приходил очередной крупный счет.

Бхагаван надеялся, что преданные будут также равнодушны к финансам ашрама. Хотя он разрешал преданным жертвовать ашраму деньги, если им того хотелось, он не желал, чтобы дарители принимали участие в финансовых делах ашрама. Один раз, например, когда Бхагаван был очень болен, Морис Фридман отдал юоо рупий Чиннасвами и попросил его купить на них фрукты для Бхагавана. По тем временам это была очень большая сумма денег. Чиннасвами, зная, что Бхагаван не станет есть фрукты, если они не будут поделены поровну между всеми, решил, что это будет пустой тратой денег, если каждый день покупать всем в ашраме фрукты. Через несколько месяцев Фридман пришел и спросил Чиннасвами, были ли его деньги потрачены так, как он просил. Чиннасвами рассердился на него и сказал, что расходы ашрама – не его ума дело. В этом случае Бхагаван поддержал Чиннасвами.

Когда Фридман пришел в холл, чтобы пожаловаться, что его пожертвование не было потрачено должным образом, Бхагаван сказал довольно гневно: «Когда отдаешь что-либо, то должен считать вопрос закрытым. Как смеешь ты использовать этот дар для содействия своему эго?» Для Бхагавана действия сами по себе не были ни плохими, ни хорошими; его всегда больше интересовали мотивы и состояния ума, побудившие к ним.

В течение того периода, когда я занимался ашрамным строительством, несколько заезжих инженеров, также являющихся преданными, решили предложить свои услуги, изготовив чертежи различных строений, строительство которых вот-вот должно было начаться. Чиннасвами хотел, чтобы я осуществил эти замыслы, что было невозможно, потому как для каждого здания, строительством которого я, по его желанию, должен был заняться, существовали различные и противоречащие друг другу проекты. Когда наши попытки найти приемлемый компромисс закончились лишь еще большей путаницей и отсрочкой строительства, я посоветовал представить все проекты Бхагавану, чтобы он принял окончательное решение. Я отнес все чертежи в старый холл, но Бхагаван даже не стал разворачивать их.

Отложив их в сторону, он заметил: «Еще до того как мы пришли сюда, все эти здания уже были спроектированны высшей силой. В каждый назначенный момент все вещи случатся согласно этому замыслу. Так зачем нам беспокоиться из-за всех этих рукописных планов?»

Именно сам Бхагаван выполнил все чертежи ашрамных строений. Каждый день до начала работ он говорил мне, что нужно сделать. Порой, если указания были слишком сложными, он набрасывал несколько линий на листе бумаги, чтобы пояснить или проиллюстрировать то, о чем он говорил. Эти маленькие чертежи были единственными планами, которыми мы когда-либо пользовались. За исключением Храма Матери, который был построен в соответствии с планом главного стхапати (храмового архитектора), и склада, первоначальный проект которого был выполнен местным строительным подрядчиком, все прочие здания были построены по собственным неформальным проектам Бхагавана.