Бонансинга Джей - Ходячие мертвецы. Вторжение

Лилли следовала прямо за ним, продолжая сжимать в руках «ругер». Она сделала несколько выстрелов, попадая в головы наступающих на мальчика мертвяков. Одно за другим их тела валились на землю, становясь кучами мокрой, покореженной плоти. Ее сердце отчаянно билось, а взгляд затуманивался с каждым шагом по усеянной камнями земле.

Томми достиг поворотной площадки, перепрыгнул через внешние рельсы и взобрался на одинокую платформу в центре пути. Лилли в одно мгновение взобралась на поворотный стол позади мальчика, и ей пришлось атаковать еще троих мертвецов, серых от обезвоживания, в рваной крестьянской одежде. Ее выстрелы взорвали черепа, розовая кровавая взвесь замерцала на солнце, а ходячие забились в агонии на земле – постепенно успокаиваясь и приходя в естественное состояние для мертвецов.

Томми уже скинул рюкзак и подхватил с платформы длиннющую деревянную жердь.

Позади него Лилли забралась на противоположный край вагона и избавилась от груза, сбросив огромную сумку и топливный бак на гниющие доски. Платформа скрипела и постанывала, когда Томми взял жердь побольше, поднял ее вверх, а потом с размаху воткнул в землю рядом с рельсами. Он бросил взгляд через плечо.

– По моему сигналу… ТОЛКАЙ! – крикнула Лилли с заднего края платформы.

Она тоже схватила одну из жердей и теперь держала ее так, будто собиралась грести веслом, стоя в лодке.

К этому моменту стадо подобралось еще ближе, привлеченное сутолокой на платформе. Многие неловко пробирались через рельсы и сорняки к центральному пути, когтистые руки скребли воздух, почерневшие губы, будто желатиновые извивающиеся черви, шевелились вокруг гниющих зубов.

– Давайте уже! – орал Томми и лупил мертвецов по рукам деревяшкой, чувствуя, что когти тварей цепляли край его штанины.

– ТЕПЕРЬ ВМЕСТЕ – ТОЛКАЙ! – Лилли воткнула жердь в землю изо всех сил, в то время как Томми на переднем краю платформы сделал то же самое.

Поначалу открытый вагон едва двигался. Колеса с трудом вырывались из подлеска, избавлялись от клубов сорняков медленно, со скрипом и треском. Лилли выкладывалась полностью, толкая так сильно, как только могла. Она чувствовала, как платформа вырывалась из объятий кудзу, дикой ивы и вернонии, и стальные колеса начинали проворачиваться на чистых рельсах.

Появилось еще больше ходячих, преграждая путь.

Томми ударил маленькую мертвую женщину ботинком и пробил ей череп, посильнее отталкиваясь. Тщедушное тело упало под вагон, и колеса разрезали ей ноги надвое. Платформа набрала скорость. Теперь Лилли будто гребла что есть сил, тянула и толкала, тянула и толкала деревянную жердь, заставляя вагон двигаться все быстрее и быстрее по главной железнодорожной ветке.

Рядом с ней Томми так же яростно отталкивался жердью от земли, пока не случилось нечто неожиданное.

– Мы едем вниз! – прокричала Лилли сзади, ветер трепал ее волосы, платформа сильно вибрировала и набирала скорость, двигаясь под уклоном вниз. Она отбросила жердь. Томми опустил свою деревяшку и присел, держась за железную скобу, чтобы не упасть.

Рельсы плавно сворачивали направо. Несколько зомби подобрались к краю шпал, наткнулись на них и упали. Колеса врезались в груду плоти и размололи ее. Томми завопил, глядя, как оторванная рука перевалилась через край платформы, оставляя позади кровавый след.

Платформа ехала все быстрее и быстрее. Лес вокруг них начал принимать размытые очертания. Лилли понимала, что они двигались уже со скоростью тридцать или сорок миль в час. Колеса барабанили по рельсам в синкопированном ритме, а темп все ускорялся. Томми начал хихикать, потом хихиканье превратилось в маниакальный смех, а маниакальный смех – в победный вопль:

– Поймайте нас сейчас, вы, УБЛЮДКИ! ВЫ ДЕРЬМО! ВЫ ГРУДА МЕШКОВ! ВЫ СЛИЗНИ!

Лилли бросила взгляд через плечо, увидела толпу мертвецов и оценила увеличивающееся расстояние. Вот так просто. Они проскочили и свободны от нашествия саранчи.

Она повернулась и отметила, что платформа неслась вниз со все увеличивающейся скоростью. Лилли осознала, что в этой ситуации нет ничего смешного. Праздновать тут нечего.

Они находились в бешеном вагоне, который невозможно остановить.

– Не двигайся! Пожалуйста, Гло! Это единственный способ! – Боб Стуки сидел, скорчившись, на заднем пассажирском кресле «Доджа Челленджер», в узком пространстве между сиденьями, в то время как автомобиль гнал быстрее шестидесяти миль в час к северу по Девятнадцатому шоссе.

Рюкзак Боба был раскрыт на полу между ног, импровизированные хирургические инструменты разложены на старой газете перед ним. Глория лежала на спине, прижав плечи к дальней двери и перекинув ноги через колени Боба.

– Я не знаю, Боб… – Она сжала его руку, корчась и пьянея от ужаса. – Не знаю, не знаю, ничего не хочу знать об этом!

Она закрыла лицо руками, слезы текли между пальцами.

Причитания звучали так, будто она хихикала. Ее тело ослабло, завалилось на бок, седеющие волосы слиплись от пота. Глория тяжело дышала:

– Я не знаю, я не знаю, я не знаю, не…

– Хорошо, дорогая, посмотри на меня, – Боб мягко повернулся и укачивал ее голову в своих руках.

– Ты должна попытаться дышать и оставаться как можно более спокойной. У нас есть всего несколько минут, и нет иного выхода. Все пройдет гораздо проще, если ты будешь спокойна.

Он погладил ее волосы.

– Посмотри на меня, Глория. Это старый Боб. Ты можешь мне доверять. Ты обязательно сделаешь это, и ты обязательно нас всех переживешь. Теперь, конфетка, я хочу услышать, как ты это говоришь.

– Что говорю? Ты хочешь, чтобы я что?!

– Я хочу услышать, как ты говоришь, что собираешься нас всех пережить. Да ладно, скажи это!

Он поставил небольшую пластиковую бутылку между ног, полил дезинфицирующей жидкостью свои большие, узловатые руки и растер их. Между его ногами на газете лежали многие из тех предметов, что они нашли в офисе шахтеров, в том числе ацетиленовая горелка, технический спирт, комплект первой помощи, штауферка и ножовка. Он взглянул на нее.

– Да ладно, Глория, скажи это.

– Хорошая попытка, Боб.

Она испустила сухой, саркастичный смешок. Звучал он так, будто она уже обезумела от страха.

– Хорошая гребаная попытка.

– Эй! – Он бросил бутылку и схватил ее за плечи, встряхнул и повторил с досадой: – Кто здесь медик? Три кампании и почетная награда в Ираке – я не умею оживлять разбившихся парашютистов, зато, когда речь идет о полевой хирургии, я как чертова Флоренс Найтингейл [20]! Так что делай, что я говорю, и повторяй за мной. «Я!» Скажи это! «Я!»

Она сглотнула. Посмотрела на него мутными бегающими глазами.

– Я…

– Я собираюсь пережить всех вас, парни!