Бернар Вербер - Шестой сон

– Однако же я вас слушаю!

– Ты меня слушаешь, но я разделываюсь со всеми твоими убеждениями, поэтому твое бессознательное взбунтовалось. К тому же хоть ты со мной и разговариваешь, но так и не принял целиком мысль о том, что я создал лифт времени, чтобы беседовать с тобой. На самом деле ты просто констатировал, что кто-то давал тебе советы во сне, которые оказывались полезными. Потом ты перестал задавать себе вопросы и слушал меня, но по-настоящему так и не поверил ни в мое существование, ни в мое изобретение. И вот, как видишь, твое бессознательное восстало против… меня.

Возникавшие из нейронов молнии сверкали исключительно над головой Ж.К.67.

– Я не желаю вам зла!

Удар молнии – и Ж.К.67 скорчился от боли.

– Ты – нет, зато твое бессознательное – да. Оно хочет убить меня, чтобы я стал не более чем одной из множества мыслей, а затем лишь воспоминанием о сне, «правдоподобной иллюзией».

– Ж.К.67, я вовсе не хочу причинять вам зло!

– Тогда поверь в меня по-настоящему! Время – всего лишь условность, ты можешь попасть в прошлое, не покидая настоящее! Ж.К.47, поверь в меня! Умоляю!

Снова ударила молния. Мужчина с седыми волосами упал и теперь лежал неподвижно, распростершись между нейронами.

Неужели бессознательное пожелало прекратить этот диалог, потому что он казался ему невыносимым? – подумал Жак.

«Будущий я», который дает мне советы во сне? А я и правда никогда в него до конца не верил. Только после того, как он вызвал у меня приступ сонного паралича, я начал прислушиваться к нему, а когда все обошлось, я продолжал возвращаться в одно и то же сновидение, чтобы поговорить с ним из чисто корыстных соображений. Но в глубине меня… то есть здесь… я так и не примирился с мыслью, что «будущий я» может вернуться в прошлое – вернуться во сне – ради общения со мной.

Внезапно Жак понял, что должен расквитаться со своим бессознательным, если хочет допустить мысль о том, что Ж.К.67 изобрел свой знаменитый «Атон».

Он дотронулся рукой до нейрона, и его сознательное подключилось к бессознательному. Он вспомнил свое рождение, глубоко травмировавшее его.

Мой первый сон был резко прерван. Я до сих пор не оправился от этого.

Ему снова вспомнился момент, когда он, будучи младенцем, осознал, что отделен от мира. До того времени он считал, что составляет единое целое с мамой, а потом, в девять месяцев, на его глазах… нет, не он… мама покинула его. Невозможность заставить ее вернуться оставила глубокий след в его душе.

Первое расставание с мамой было ужасным, хоть оно и продлилось всего лишь несколько часов.

Затем он мысленно пережил тягостные минуты, когда отец заставлял его есть красное мясо с кровью, вспомнил и пуловеры, чересчур узкие горловины которых сдавливали ему шею, потому что были ему малы. Бессознательное все запомнило. Бессознательное ничего не простило. В его памяти хорошенько засело: «с тобой плохо обращаются», «тебя не уважают», «то, что происходит с тобой, несправедливо».

Он подумал о смерти своего отца.

Еще одна несправедливость.

Он подумал о ране на лбу, которую получил из-за Вилфрида.

Мне казалось, что я давно простил его, но нет, я все еще сержусь. В действительности мне всегда хотелось, чтобы он был наказан как можно более жестоким образом за мое унижение, за шрам, вызывающий любопытство у людей, с которыми сводила меня жизнь.

И если бы только Вилфрид. Он помнил все унижения, пережитые в детстве: публичное оглашение плохих оценок, насмешки старост класса, ухмылки директора, заведомо уверенного в его никчемности.

Я никому ничего не простил. Я просто запрятал в глубины моего бессознательного все, что тревожило мое сознание. Я сделал вид, что простил, чтобы очистить разум, но вследствие этого пережитые травмы еще сильнее врезались в память.

Ему вспомнились девочки из его школы, отказавшиеся с ним целоваться.

Мое бессознательное ничего не забывает и ничего не прощает. Мое бессознательное никому не доверяет.

В его памяти всплыл момент, когда он узнал об исчезновении матери, и он понял, что все еще обижен на нее из-за того, что она не предупредила его о своем отъезде.

Отныне мне известна моя подлинная сущность: оказывается, я мстителен, брюзглив и жесток.

Вспомнив, как ему доводилось видеть своих друзей, напившихся до беспамятства, до скотского состояния, он понял, что алкоголь лишь пробивал брешь в их бессознательном, освобождая тем самым подлинное внутреннее чудовище.

Алкоголь и наркотики создают трещины в толстых стенах цитадели, в которой укрылись глубинные мысли.

Эти толстые стены, скрывающие бессознательное, выстроили родители, учителя, мораль, боязнь чужого мнения, боязнь неудачи. А я, погрузившись в самые глубины сна, оказался в этом кусте нейронов, в той форме, которую приняло мое бессознательное.

На него нахлынули воспоминания о других неприятных сценах из прошлого. Он жалел, что не схватил Киамбанга и не запер его в каюте, заставив слушать непрерывно в течение недели детскую песенку «Братик Жак».

Он всегда не доверял Фрэнки Шаррасу: ему не давало покоя его военное прошлое. Он всегда не доверял Шамбайе. И даже собственному сыну Икару не доверял. Он не мог полностью положиться на него, поскольку не простил сыну бессонные ночи первых месяцев его жизни, наполненные беспрестанным хныканьем и плачем.

И несмотря на то, что Жюстина была готова сбросить его в канал с привязанным к ногам бетонным блоком, он по-прежнему тосковал по ней.

Жюстина. Красотка Жюстина.

Его бессознательное работало наоборот. Он остерегался собственных домочадцев – и был крайне снисходителен к интриганам.

Он кусал руку дающего – и лобызал руку карающего.

Его мысли вернулись к Ж.К.67.

Его бессознательное всегда недолюбливало высокомерие «всезнайки», все эти покровительственно-отеческие «доверяй мне». Его бессознательному не нравилось получать приказы от этого воображаемого типа, вдобавок ко всему наделенного реальной властью над ним.

Его бессознательное всегда считало, что никто не вправе указывать, как ему следует поступать.

Я не могу доверять Ж.К.67, так как не доверяю никому.

По правде говоря, я не доверяю даже себе самому.

В сущности, я… не люблю себя.

Я всегда считал себя слабаком и бездельником.

А если я не люблю себя, то как могу любить других?

От этой мысли ему стало не по себе, но вместе с тем он ощутил, что впервые честен перед собой.

Сегодня на моих глаза мое бессознательное вывело из строя «будущего меня»…

Жак Кляйн-младший склонился над Жаком Кляйном-старшим.

Я его заклятый враг…