Пирс Браун - Алое восстание

– Просто сокрушительная, – кивает Виргиния.

Утром меня будит Тактус, лицо его вытянуто и озабоченно.

– Наши лошадки решили прогуляться, все до одной. – Он кивает на незадачливых ночных караульных из Цереры, те пристыженно прячут глаза. – Эти даже не заметили ничего: только что кони были на месте, и вдруг их нет.

– Может, перепугались? – мрачно предполагает Пакс. – Ночью метель поднялась, вот и укрылись где-нибудь в лесу.

Виргиния показывает разорванные веревки и с сомнением качает головой:

– Это какая же сила нужна…

– Что думаешь, Тактус? – спрашиваю я.

Он бросает взгляд на Пакса и Виргинию и медлит с ответом.

– Ну, судя по следам…

– Хочешь сказать, что…

Тактус пожимает плечами:

– Ты знаешь, Жнец, что я хочу сказать.

Он прав, тут все ясно – работа кураторов.

Выводами я ни с кем не делюсь, но слухи разносятся быстро. Кучкуясь у костров, бойцы угрюмо перешептываются. Виргиния тоже не задает вопросов, хотя догадывается, что я о многом умалчиваю. В конце концов, лекарство для нее я тоже не в лесу нашел. Постараюсь отнестись к новой неприятности как к очередному испытанию. Когда начнется наше восстание, случиться может всякое. Что делать? Вдохнуть, выдохнуть и двигаться дальше, смирив гнев, – хотя мне это легче сказать, чем сделать.

Уходим в восточные леса. Без лошадей на равнине делать нечего. По донесениям разведчиков, замок Аполлона совсем близко, но как его взять, не имея в своем распоряжении фактора скорости?

Досадные помехи следуют одна за другой. Наши походные котелки, взятые из крепости Цереры, вдруг дали трещину. Все до одного. Бережно упакованный хлеб в рюкзаках оказался весь поеден какими-то жучками, которые хрустят на зубах и мерзко воняют. Конечно, наблюдателям извне все это может показаться случайностью, но я-то понимаю, что это значит. Кураторы предупреждают: «Поверни назад, не то будет хуже».

– Почему Кассий предал тебя? – спрашивает Виргиния, когда мы устраиваемся на ночевку в засыпанном снегом овражке. На деревьях вокруг засели часовые из Дианы. – Только не ври, пожалуйста.

– На самом деле это я предал его, – отвечаю хмуро. – Его брат… я убил его брата… на Пробе.

Виргиния смотрит, распахнув глаза, потом медленно кивает:

– Я тоже потеряла брата. То есть не… не совсем так, но… Такая смерть многое меняет.

– Тебя тоже изменила?

– Нет, – отвечает она задумчиво, будто только что осознала. – Изменила нашу семью, теперь я иногда совсем их не понимаю. Наверное, так жизнь устроена. – Она вдруг хмурится. – Но зачем ты ему сказал? Не такой же ты, в самом деле, псих, Жнец.

– Ничего я ему не говорил! Это все кураторы… Передали запись через Шакала.

– Тогда понятно. – Глаза Виргинии застывают льдинками. – Подыгрывают губернаторскому сынку.

Оставляю ее греться у костра, а сам иду в лес отлить. Морозный воздух обжигает лицо, над головой кричат совы. Такое ощущение, будто отовсюду смотрят чьи-то глаза.

– Дэрроу? – зовет Виргиния из-за спины.

Я оборачиваюсь:

– Ты что? Зачем за мной идешь? – Подозрительно вглядываюсь в темноту. «Дэрроу», не «Жнец», и тон какой-то странный.

– Я видела что-то вон там… вот оно, погляди! Ты глазам не поверишь!

Иду на голос, раздвигая ветви.

– Виргиния, ты где? Не уходи из лагеря!

– Мы уже ушли, дорогой.

Вокруг тьма и зловещая тишина, колючие ветки тянутся ко мне, словно хотят схватить. Ловушка! Это не Виргиния.

Кураторы? Шакал?

Когда противник за тобой следит и его не видно, прежде всего надо сбить его с толку. Поменять правила игры, пускай сам ищет тебя.

Разворачиваюсь и кидаюсь назад, будто хочу вернуться. Продравшись сквозь чащу, прижимаюсь к стволу дерева, затем взбираюсь повыше и жду, держа ножи наготове. Белый меховой плащ надежно скрывает меня в заснеженных ветвях.

Тишина длится недолго. Слышится треск чьих-то тяжелых шагов. Что-то огромное движется сквозь чащу.

– Пакс? – окликаю я, пытаясь различить, кто там внизу.

Ответа нет.

Внезапно сильная рука берет меня за плечо. Ветка, на которой я сижу, оседает, принимая еще один груз, и из воздуха появляется человек в плаще-невидимке. Когда-то я его уже видел. Светлые кудри обрамляют смуглое лицо с чертами античного бога. Прямой нос, точеный подбородок, злой огонек в глазах. Передо мной куратор братства Аполлона. Внизу под деревом кто-то тяжело ворочается.

– Ах, Дэрроу, Дэрроу… – вздыхает Аполлон, продолжая говорить голосом Виргинии. – Ты был нашей любимой игрушкой, а теперь совсем испортился. Будь паинькой, поворачивай на север, а?

– Но я…

– Отказываешься? Впрочем, это не имеет значения. – Мощным толчком он спихивает меня. Кувыркаясь в воздухе, пересчитываю нижние ветви и обрушиваюсь в снежный сугроб. В ноздри бьет звериная вонь, и совсем рядом раздается душераздирающий рев.

Медведь поражает размерами – он намного крупнее лошади, огромный, как гора. Из оскаленной пасти торчат черные острые клыки с мою ладонь, злобные глазки горят огненно-желтым пламенем в зарослях белесой, трупного оттенка шерсти. Красный щетинистый гребень топорщится вдоль спины, восемь когтистых лап бешено роют снег. Ничего похожего на медведей, которых показывали по телику. Созданное ваятелями для спортивных боев, это противоестественное чудище привезено сюда, чтобы убивать, и сегодня ему велено убить меня. Это его рев мы слышали с Севро, когда ездили на переговоры с братством Дианы, и вот оно здесь собственной персоной.

Поднявшись на ноги, замираю от неожиданности. Медведь снова испускает утробный рев и бросается на меня.

Ухожу перекатом и бегу изо всех сил. Так быстро мне не приходилось бегать ни разу в жизни. Я почти лечу, но медведь все равно быстрее, хоть и неуклюж. Под гигантскими мохнатыми лапами дрожит земля, напор мощной туши заставляет содрогаться стволы деревьев.

Медведь почти догоняет меня. Метнувшись в сторону, продираюсь сквозь кустарник, выскакиваю на полянку и чувствую, что земля начинает проваливаться под ногами. Делаю скачок, минуя опасное место, и жду, обернувшись к чудовищу. Выскочив из зарослей, оно кидается на меня… и с ревом проваливается в ловчую яму, утыканную деревянными кольями.

Я прыгаю от радости, но ликование мое продолжается недолго – другая ловушка оказывается совсем рядом. Земля переворачивается перед глазами, вернее, переворачиваюсь я – и взлетаю ввысь, подвешенный за ногу на веревке. Болтаться вниз головой под кроной дерева приходится битый час. Звать на помощь опасно, Аполлон мог еще не улететь. В голове стучит, лицо зудит, налитое кровью, и, уже почти теряя сознание, я слышу знакомый ехидный голосок: