Орсон Скотт Кард - Ксеноцид

Она только слушала и ничего пока не говорила.

– Материальное, – повторил он, словно что-то припоминая. – Все верно. Я видел, что Эндрю сделал с нашей семьей. Я наблюдал за тем, как он приходил, слушал, приглядывался, понимал, кто мы такие, чем мы друг от друга отличаемся. Он постарался вскрыть нашу нужду и удовлетворить ее. Он возложил на свои плечи ответственность за других людей, и его нисколько не заботило, чего это может ему стоить. И в конце концов, хоть у него так и не получилось сделать из семьи Рибейра нормальную семью, он научил нас миру, гордости и придал каждому свой облик. Он подарил нам стабильность. Он женился на нашей матери и был добр к ней. Эндрю любил нас. И всегда оказывался рядом, когда мы нуждались в нем, и ничуть не обижался, когда мы забывали о его существовании. Он вдалбливал в нас принципы цивилизованного поведения в обществе и никогда не жаловался, сколько сил отнимает у него наше воспитание. И я сказал себе: «Это куда важнее науки. Или политики. Важнее вообще любой профессии, любого дела, которое ты обязан выполнять». Я подумал: «Если я когда-нибудь обзаведусь семьей, если научусь любить своих детей, заботиться о них, как позаботился о нас Эндрю, стану для них тем же, чем стал для нас он, это принесет куда больше плодов. Я добьюсь такого, чего никогда бы не смог добиться при помощи ума или рук».

– И ты избрал карьеру отца, – кивнула Валентина.

– Который, чтобы кормить и одевать семью, подрабатывает на кирпичном заводике. Но я ни в коем случае не бизнесмен, у которого есть семья и дети. Прежде всего семьянин, у которого есть какое-то дело. Лини согласна со мной.

– Лини?

– Жаклин. Моя жена. Она пришла к такому же выводу, только собственным путем. Мы прилежно исполняем свою работу, чтобы обеспечить место под солнцем и уважение общества, но настоящей жизнью мы начинаем жить, когда возвращаемся домой. Мы живем друг для друга, для детей. Так что мне никогда не попасть в историю.

– Ты будешь немало удивлен, – пробормотала Валентина.

– О такой жизни скучно читать, – возразил Ольяду. – Хотя жить такой жизнью – самая занимательная вещь на свете.

– Значит, секрет, который ты скрываешь от своих искалеченных жизнью братьев и сестер, заключается в том, что личное счастье превыше всего.

– Мир. Красота. Любовь. И прочие пресловутые абстракции. Может быть, я вижу только их барельефы, но зато они мне близки.

– И научился ты этому от Эндрю. А он знает об этом?

– Думаю, да, – пожал плечами Ольяду. – Хотите, открою мою самую сокровенную тайну? Когда мы остаемся с ним наедине, ну, может, при этом присутствует еще Лини, – так вот, когда мы остаемся наедине, я зову его папой, а он зовет меня сынком.

Валентина даже не пыталась удержать хлынувшие из глаз слезы. Отчасти она оплакивала его, отчасти себя.

– Так, значит, у Эндера все-таки есть дети, – прошептала она.

– У него я научился, что значит быть отцом, и сам стал чертовски замечательным папашей.

Валентина немножко подалась вперед. Пришло время переходить к делу.

– Это означает, что ты больше, чем кто бы то ни было, теряешь, если мы не преуспеем в деле спасения Лузитании. Ты лишишься чего-то поистине прекрасного и чудесного.

– Знаю, – вздохнул Ольяду. – Получается, что на деле я оказался чистой воды эгоистом. Я счастлив, но ничем не могу помочь.

– Ты не прав, – возразила Валентина. – И пока не понимаешь этого.

– Но что я могу ?

– Вот мы сейчас поговорим и выясним, что же ты все-таки можешь. Да, Лауро, если ты не против, скажи Жаклин, чтобы перестала подслушивать на кухне, пусть лучше идет сюда и присоединяется к нам.

Жаклин, залившись краской, вошла в комнату и села рядом с мужем. Валентине стало приятно при виде того, как они сразу взялись за руки. У них столько детей, столько забот… Это сразу напомнило ей о Джакте, она вспомнила, как самозабвенно радуется, когда он обнимает ее.

– Лауро, – начала она, – Эндрю сказал мне, что, когда был помоложе, именно ты из всех детей Рибейра проявлял наибольшие способности. Ты еще ребенком выдавал ему целые философские трактаты с необычными идеями и гипотезами. И сейчас, Лауро, приемный мой племянник, у нас как раз возникла нужда в любых, как можно более безумных теориях. Как у тебя обстоят дела с мышлением? Не застоялся ли твой ум со времен детства? Ты все еще продолжаешь изобретать?

– У меня имеются кое-какие разработки, – сказал Ольяду. – Но даже я сам в них не верю.

– Лауро, мы сейчас работаем над барьером скорости света. Мы пустились на поиски души компьютерной личности. Мы пытаемся перестроить искусственно выведенный вирус, который снабжен мощнейшим аппаратом самозащиты. Мы занимаемся волшебством и чудесами. Поэтому я с удовольствием ознакомлюсь с твоими воззрениями на жизнь и окружающую нас реальность.

– Но я даже не знаю, какие идеи мог выдвинуть Эндрю, – смешался Ольяду. – Я бросил изучать физику, я…

– Когда мне потребуются конкретные знания, я обращусь к книгам. «Выскажи нам свои соображения, а мы уж разберемся, что годится, а что нет» – примерно так мы обратились к одной очень способной, даже талантливой девочке, живущей на планете Путь.

– Но вы? Вы ведь тоже не физик.

Валентина подошла к компьютеру, одиноко белеющему в углу:

– Можно мне включить его?

– Pois não, – ответил он. «Конечно».

– Как только я включу его, к нам присоединится Джейн.

– Это та таинственная программа Эндера?

– Компьютерная личность, местоположение чьей души мы пытаемся сейчас вычислить.

– А-а, – протянул он. – Может быть, лучше вы мне кое-что расскажете?

– Что известно мне, я и так знаю. Поэтому давай начинай потихоньку. Расскажи нам о тех гипотезах, которые ты выдвигал в детстве, и что с ними стало с тех пор.

Когда Миро вошел в комнату, Квара раздраженно обернулась.

– Вот только не надо, а? – простонала она при виде его.

– Не надо чего?

– Не надо снова толковать мне о долге перед человечеством, перед семьей, – кстати, что-что, а человечество и наша семья вообще никак не связаны друг с другом.

– Думаешь, я пришел за этим? – поинтересовался Миро.

– Тебя послала Эла, чтобы убедить меня. Чтобы я выплакалась на твоем плече и рассказала, как кастрировать десколаду.

Миро попытался отнестись к такой постановке вопроса с долей юмора:

– Но я не биолог. Или ты мне не веришь?

– Не делай из себя милягу-парня, – фыркнула Квара. – Вы хотите лишить десколаду способности передавать информацию от вируса к вирусу, а это же все равно что вырезать ей язык, лишить памяти, лишить всего, что наделяет ее разумом. Если Эле хочется разобраться в этом, пускай изучает то, что изучала я. Мне всего-то потребовалось лет пять работы, чтобы дойти до этого.