Аластер Рейнольдс - Дождь Забвения

– Хочешь, чтобы я подсоединила тебя до вылета?

– Сама управлюсь, – скривилась та. – А если нет, уж как-нибудь вытерплю еще немного грязи. Ты не придумала, случаем, что я буду рассказывать Калискану?

Ожье вытянула из жакета единственный документ, оставшийся после нападения.

– Подожди еще минутку, хорошо? Я кое-что напишу.

– На случай, если я впаду в кому?

– И на этот случай тоже. А главное, нужно записать, пока я не забыла сама.

Ожье вышла и направилась к пульту на верхней галерее, подле которого видела блокнот и ручку, вырвала листок и записала все, что узнала из оставленных Сьюзен документов. Затем развернула единственный сбереженный документ, письмо от берлинской металлургической фабрики, и все важное из его содержимого, включая имя и адрес человека, контактировавшего с Уайт, переписала на другой лист. Затем Верити поспешила к судну и очень обрадовалась, увидев Скелсгард в сознании.

– Вот единственное, что они не унесли, – сказала Ожье, засовывая письмо в нагрудный карман Маурии. – Не забудь, пожалуйста, что бумага здесь.

– Не забуду.

Ожье сложила лист со своими записями и сунула вслед за письмом:

– А тут все, что я выяснила. Немного, но, надеюсь, Калискану хватит, чтобы разобраться. Да и в любом случае я буду знать больше, когда вернусь из Берлина.

– Я чего-то не расслышала раньше? При чем тут Берлин?

– Я пойду по следу, который не успела проверить Сьюзен Уайт.

– Это очень опасно! В Париже ты всегда всего лишь в часе езды от портала. Сколько времени потребуется на поездку в Берлин?

– Не беспокойся. Портал мне все равно не нужен до возвращения судна. Надеюсь, у меня вполне хватит времени на поездку.

– Надеешься? Так ты не уверена?

– Я еще не продумала план во всех деталях. Пока мне известно лишь то, что в Берлине находится нечто важное для Сьюзен. Ради нее я постараюсь сделать, что смогу. В Берлин идет ночной поезд. Я прибуду утром и, если все пройдет как надо, вечером поеду обратно.

– Если все пройдет как надо, – сказала Маурия.

– Не бойся за меня. Доберись домой и позаботься о том, чтобы Калискан увидел бумаги. Чувствую, это письмо куда важней, чем мы с тобой можем вообразить.

Скелсгард сжала ее руку:

– Верити, честное слово, лучше бы отправить тебя вместо меня.

– Я знаю.

– Спасибо тебе огромное! Ты очень храбрая.

Верити взяла ее за другую руку, тоже пожала:

– Это не такой уж труд. И мне выпал шанс насмотреться вволю на прошлое мира. Вы же собирались забрать меня моментально.

– Я почти верю, что ты и в самом деле хочешь остаться.

– Мне на самом деле хочется. Часть меня рвется усесться в соседнее кресло и отправиться домой. А другая жаждет увидеть, впитать побольше Земли-Два. Я ведь едва коснулась этого мира. Никто из нас не проник в его сущность хоть на миллиметр.

– Ожье, ты уж поосторожней, хорошо?

– Я постараюсь. А теперь давай запрем тебя и начнем представление.

– Ты поняла, как не допустить закрытия горловины?

– Наверное. Если начнет трясти, тебе не придется ломать голову над причиной.

– Как всегда, ты у нас оптимистка.

Ожье притворила дверь, вышла наружу и позволила сервомоторам доделать остальное. Теперь лишь дюймы укрепленного металла отделяли ее от Скелсгард, но чувство одиночества навалилось с жуткой силой. Она вышла через шлюз, затем запустила последовательность стартовых команд, отсоединяя герметичный коридор от судна. Скелсгард показала большой палец за исцарапанным, мутным стеклом иллюминатора. Ожье приблизилась к главной группе пультов и постаралась выбросить из головы все, кроме процедур, необходимых для запуска.

Каждая из них не представляла особой сложности. Начальную стабилизацию и запуск осуществляла программа, сработавшая без сбоев. Подле глянцевито поблескивающей старинной латуни задви́гались чуть оживленней висящие в воздухе искры и полосы янтарного света. Окружающие Верити нашлепки и сгустки аппаратуры задрожали, замигали зелеными и красными огоньками, по табло забегали цифры. Рядом на консоли стрелки циферблатов решительно ушли на красное, но Скелсгард предупредила об этом и посоветовала набраться терпения. Завибрировал решетчатый пол. Верити увеличила мощность машин, стабилизирующих горловину, и от вибрации ящик с инструментами рухнул с галереи, разбросав гаечные ключи и отвертки. Ожье чуть не подпрыгнула от страшного грохота.

На пульте один за другим загорались оранжевые огни: горловина расширилась достаточно для принятия судна. Геодезические индексы наконец понизились настолько, что приливные силы уже не могли разорвать транспорт – конечно, если он будет придерживаться середины тоннеля, не скребясь о стенки.

Ожье нацепила найденные защитные очки, подогнула стойку микрофона, приблизив его ко рту:

– Скелсгард, слышишь меня?

Заговорил упрятанный за решетку динамик на пульте. Голос Маурии звучал слабо и отдаленно, будто она уже была за сотни километров.

– У меня все выглядит нормально. Давай закончим с этим.

Ожье проверила: индикаторы стабильно светились оранжевым.

– Вход через пять секунд!

– Только, ради бога, не нужно обратного отсчета. Просто сделай, и все.

– Ладно, пошло.

Двинулся транспорт гораздо резче, чем ожидала Верити. Подвес рванулся вперед, ускоряясь с каждым мгновением. В доли секунды судно покинуло приемную капсулу и достигло входа в тоннель. Вся конструкция заскрежетала, гася инерцию. Ожье видела, как транспорт входит в зеркальный инжекционный тоннель, набирая скорость, будто торпеда. Спустя пару секунд подвес достиг конца направляющего рельса и швырнул вперед судно по пологой траектории. В раскрывшемся проеме показался вход в червоточину: сосредоточие бело-голубых разрядов вокруг провала, похожего на пасть медузы. С боков корабля вылетели движимые пружинами опоры, заскользили по сходящимся стенам, плюясь дугами огня и расплавленного металла. Тут же их выдрало напрочь, скрутив спиралью, оплавив, но работу свою они выполнили: уберегли транспорт от столкновения со стенками. Сыпанув напоследок золотыми искрами, он невозможно, молниеносно ускорился, превратился в светящуюся точку.

Вокруг завыли сирены, запищали тревожные сигналы. Механический голос забубнил предупреждение о недопустимо высоком уровне мощности. Сквозь шум и гам пробились слова Скелсгард:

– Ожье, ты на связи?

Та наклонилась к микрофону, одновременно проверяя время:

– Вижу, ты уже в пути. Как оно?

– Интересно.

Голос Скелсгард растягивался, ломался, стихал. Передачи по тоннелю были трудны, даже когда внутри отсутствовало судно, с ним же – практически невозможны.

– Скелсгард, не знаю, слышишь ли ты меня. Через пятнадцать секунд я начинаю управляемое сжатие горловины.