Дуглас Адамс - Долгое безумное чаепитие души

– Очень необычное состояние, – произнес Стендиш. – То есть нам остается лишь надеяться, что случай совершенно уникальный. Я по крайней мере о таком не слыхал. К тому же оказалось практически невозможно подтвердить, что заболевание на самом деле представляет собой то, что представляет, поэтому я рад, что мы не стали зря тратить время и придумывать ему название.

– Прикажете уложить мистера Элвеса в постель? – осведомился санитар.

Стендиш кивнул. Он не снисходил до разговоров с мелкими сошками.

Санитар наклонился к пациенту.

– Мистер Элвес? – тихо позвал он.

Мистер Элвес будто вынырнул из мира грез.

– М-м-м? – промычал он, смущенно оглянулся вокруг и пробормотал едва слышно: – Ох, ох! Что такое?

– Прикажете уложить вас в постель?

– Ох! Ох… да, благодарю вас. Да, было бы замечательно.

Несмотря на явную оторопелость и недоумение, мистер Элвес был вполне способен самостоятельно лечь в постель, а от санитара лишь требовалось проявить ободрение и поддержку. Устроив поудобнее пациента в кровати, санитар почтительно кивнул Стендишу и Кейт и удалился.

Мистер Элвес откинулся на гору подушек и вновь впал в состояние, схожее с трансом. Слегка наклонив голову вперед, он уставился на торчащую из-под одеяла костлявую коленку.

– Соедините меня с Нью-Йорком, – попросил он.

Кейт бросила вопросительный взгляд на Стендиша, но объяснений не последовало.

– Да, сейчас, – сказал мистер Элвес. – Начинается на пятьсот сорок один. Минуту, не вешайте трубку.

Унылым, безжизненным голосом он назвал остальные четыре цифры номера.

– Что происходит? – спросила наконец Кейт.

– Мы довольно долго не могли разобраться, в чем дело. Помог чистый случай. Однажды в палате работал телевизор… – Стендиш указал на переносной телеприемник, установленный сбоку от кровати. – В прямом эфире шло очередное ток-шоу. И тут случилось нечто совершенно экстраординарное. Сперва мистер Элвес бубнил что-то о том, как сильно он ненавидит Би-би-си… а может, другой канал, не помню точно, их так много сейчас развелось… Затем проехался по ведущему, обозвал его задницей или чем-то в этом роде, сказал, что ждет не дождется, когда все это кончится. А потом пообещал (так уж и быть, уговорили) подъехать… И вдруг происходящее по телевизору и его слова начали в буквальном смысле совпадать.

– Не понимаю, что вы имеете в виду, – сказала Кейт.

– Еще бы, – усмехнулся Стендиш и пояснил: – Все, что говорил мистер Элвес, секундой позже слово в слово повторял джентльмен по имени Дастин Хоффман. Похоже, что наш мистер Элвес в точности знает, что собирается сказать мистер Хоффман. Вряд ли мистер Хоффман очень обрадуется, когда узнает об этом. Мы пытались его предупредить о существующей проблеме, но с ним весьма сложно связаться.

– Что за чертовщину вы там устроили? – безмятежно протянул мистер Элвес.

– Судя по всему, в настоящее время мистер Хоффман снимается в фильме где-то на западном побережье Америки.

Стендиш взглянул на часы.

– Думаю, сейчас он в отеле, только что проснулся и звонит кому-то по телефону.

Кейт смотрела изумленным взглядом то на Стендиша, то на обладающего столь исключительной способностью мистера Элвеса.

– И давно он так мучается, несчастный?

– Полагаю, уже лет пять. Все началось ни с того ни с сего. Он ужинал в кругу семьи – все как обычно! – и вдруг неожиданно пожаловался, что в его трейлере неуютно жить, а вскоре после этого стал в подробностях рассказывать, как его снимают. Всю ночь напролет он разговаривал во сне, повторял одни и те же бессмысленные фразы, между делом заявив, что ему плевать на сценарий. Можете себе представить, какое это было трудное время для его родных – жить со столь требовательным актером и не подозревать об этом. Даже странно, почему они так долго не могли понять, что с ним происходит. Особенно если учесть, что однажды он разбудил всех посреди ночи, чтобы выразить благодарности своей семье, а также продюсеру и режиссеру за присуждение «Оскара».

Кейт, не понимающая, что увиденное – лишь разминка перед настоящим сюрпризом, который готовит ей день, по ошибке решила, что большего потрясения сегодня уже не испытать.

– Бедняга, – прошептала она. – Как это печально! Быть чьей-то тенью…

– Не думаю, что он страдает.

Мистер Элвес, по всей видимости, ожесточенно спорил с кем-то по поводу значений слов «преимущества», «доход», «прибыль» и «лимузин».

– Но ведь последствия могут быть в высшей степени выдающимися, не правда ли? – предположила Кейт. – Он действительно произносит фразы за несколько секунд перед тем, как их произнесет Хоффман?

– Ну, все это, разумеется, только догадки. Мы не можем приступить к более тщательному исследованию, потому что зафиксированы лишь несколько случаев прямой взаимосвязи. Но и они не были оформлены в надлежащем порядке, а значит, их можно объяснить обычным стечением обстоятельств. Вполне возможно, что и все остальное – лишь плод неуемной фантазии.

– А если сопоставить этот случай с тем, что у девочки, которую мы сегодня видели…

– Ну, знаете ли, мы не можем ничего сопоставлять. Каждый случай следует оценивать по отдельности.

– Ведь они оба живут в своем собственном мире…

– Да, но проблемы разные. Если бы мистер Элвес читал, к примеру, мысли главы Советского Союза, а еще лучше – президента Соединенных Штатов, то это уже затрагивало бы интересы страны, и пришлось бы решать, что относится к совпадениям и фантазиям, а что – нет. Однако в нашем случае дело касается обычного киноактера, притом никак не связанного с политикой, – поэтому, я полагаю, нам необходимо строго придерживаться научных принципов. Итак, – он повернулся к выходу, увлекая за собой Кейт, – думаю, что мистеру Элвесу и… э-э-э… очаровательной девочке в кресле-каталке… забыл ее имя… мы, к сожалению, не в состоянии ничем помочь, потому как нам в любое время может понадобиться место и оборудование для пациентов, заслуживающих более пристального внимания.

Кейт не придумала, что ответить, и молча последовала за ним, кипя от злости.

– Так, у нас имеется куда более интересный и многообещающий случай. – Стендиш рванул вперед к еще одной двойной двери.

Как ни старалась Кейт контролировать себя, но даже холодный и бесстрастный, почти как инопланетное существо, мистер Стендиш почувствовал, что она слушает его невнимательно. Он стал вести себя еще более грубо и раздраженно, чем прежде.

Они молча шли по коридору. Кейт обдумывала способы в очередной раз – якобы ненароком – спросить о только что поступивших пациентах, однако пришлось признаться самой себе: невозможно трижды кряду поднять одну и ту же тему так, чтобы она не потеряла такого наиважнейшего качества, как непреднамеренность. Исподтишка, насколько ей это удавалось, Кейт косила глаза на каждую дверь, мимо которой они проходили, но большей частью они были плотно закрыты, а за остальными не наблюдалось ничего интересного.