Уильям Гибсон - Периферийные устройства

У заднего входа Флинн вытерла ноги о коврик, открыла дверь и сразу увидела Эдварда. Он сидел за кухонным столом, без визы, и приканчивал сэндвич. Эдвард кивнул ей. Рот у него был набит, глаза – круглые. Через открытую дверь гостиной Флинн видела, что мама достала парадный сервиз. Кивнув Эдварду, она сняла жесткую парку и повесила рядом с холодильником.

– А вот, Элла, и твоя красавица-дочь. – Пиккет стоял у камина, рядом с Бертоном, мама сидела на середине дивана. – А это, должно быть, замшерифа Томми.

– Добрый вечер, мэм, – сказал Томми. – Здравствуйте, мистер Пиккет. Привет, Бертон.

– Здрасте, – выдавила Флинн. Она почти онемела от того, насколько Корбеллу Пиккету было не место в их доме. – Я вас видела на рождественских парадах, мистер Пиккет.

– Корбелл, – ответил он. – Слышал о тебе много хорошего и от Эллы, и от Бертона. И про вас, Томми, от шерифа Джекмана. Рад познакомиться очно, Томми.

– Очень приятно, мистер Пиккет, – сказал Томми.

Флинн обернулась к нему. Он повесил черную куртку рядом с ее паркой и теперь прилаживал шляпу на крючок. Его коричневая форменная рубашка с заплатами на локтях была тщательно отглажена, шерифская звезда блестела, лицо не выражало ничего.

Больше всего Флинн хотела спросить Бертона, купили ли уже губернатора, но нельзя было задать такой вопрос при маме, а уж тем более при мистере Пиккете.

– Привет, – сказал Бертон.

То, как он стоял, напомнило Флинн Коннера в периферали: неустойчивое равновесие, из которого можно быстро прыгнуть в любую сторону.

– Привет, – ответила она.

– Устала, небось?

– Да вроде нет.

– Принеси кофе, Флинн, – попросила мама. – Бертон, помоги встать. Мне уже давно пора в постель.

Бертон подошел, взял ее за руку. Флинн видела, что мама пересиливает болезнь: она это иногда по-прежнему могла, если очень надо. Не хотела, чтобы Пиккет увидел. Кислородную трубку куда-то спрятала.

Флинн вернулась на кухню и взяла кофейник с плиты. Эдвард, в бесплатном дождевике с мегамартовской эмблемой на спине, как раз собрался незаметно выскользнуть на улицу. Он нервно помахал на прощанье. Пластиковые створки на окошке в двери хлопнули, когда Эдвард закрыл ее за собой.

– Съел свой сэндвич? – спросила мама из комнаты.

– Да, – ответила Флинн, возвращаясь с кофе.

– Знала его тетушку Риту. Работали вместе. Извини, что бросаю тебя, Корбелл. Очень приятно было увидеться после стольких лет. Налей Корбеллу кофе, Бертон. А ты, Флинн, пожалуйста, проводи меня в спальню.

– Да, мам, – сказала Флинн и поставила кофе на стол, на подставку из деревянных бусин, которую Леон сделал, когда был бойскаутом. Потом вслед за мамой вышла в дверь рядом с камином и тихонько притворила ее за собой.

Мама согнулась, ухватила кислородный баллончик, повернула крантик, сунула прозрачные рожки в нос.

– Что у вас с Бертоном за дела с этим типом?

Флинн видела, что мама изо всех сил сдерживается, чтобы не добавить крепкое словцо. А это значило, что она очень, очень сердита.

Прокатный Фитц-Дэвид Ву, тот, что в рабочем комбинезоне и с пятном мазута на щеке, шел к его столику, неся бокал виски.

– Ты меня видишь, – с обидой проговорил Недертон.

– Да, – ответила перифераль, ставя виски перед ним. – Но больше никто. Это последняя порция. Ваш счет заблокирован.

– Кем? – спросил он, хотя уже знал ответ.

Перифераль вытащила что-то из кармана и показала на ладони: оправленный в золото цилиндрик рифленой слоновой кости. Он трансформировался в медальон, который раскрылся и показал тонированное черно-белое фото строго смотрящей Лоубир, в рыжем твидовом пиджаке и зеленом галстуке, затем плавно перетек в крошечного геральдического льва, увенчанного короной и стоящего на задних лапах, потом опять в богато украшенный цилиндрик.

– С чего мне верить, что он подлинный? Легко сделать ассемблерами.

Перифераль убрала цилиндрик:

– Наказание за подделку жезла крайне сурово и продолжительно. Пейте. Нам пора идти.

– Почему? – спросил Недертон.

– Как только вы вошли в ее голосовую почту, различные лица с разных концов долины Темзы двинулись в этом направлении. Ни одно из них, по имеющимся данным, не связано с нею или с вами, однако тетушки отметили нарушение статистической нормы. Мы должны вывести вас отсюда, по возможности не намекнув на вмешательство властных структур. Пейте.

Получив такое безусловное разрешение, Недертон залил в себя виски, встал, слегка пошатываясь, и запнулся о стул.

– Сюда, пожалуйста, мистер Недертон, – устало проговорила перифераль и, крепко обхватив пальцами его запястье, повела Недертона вглубь «Синдрома самозванца».

– Все думают, будто самые большие мерзавцы какие-то особенные, но это не так, – говорила мама, сидя на краешке кровати, рядом с заставленным лекарствами ночным столиком. – Маньяки-убийцы и насильники губят меньше людей, чем такие, как Корбелл. Тридцать с чем-то лет назад его отец был членом муниципального совета, а сам Корбелл – эгоистом и воображалой, хотя, по сути, не хуже многих других мальчишек. Сегодня за ним больше раздавленных жизней, чем он в силах упомнить. – Говоря, она смотрела на Флинн.

– Мы тут взялись за одну халтурку, – сказала дочь. – Получили деньги. Насколько нам известно, работа с ним никак не связана. И вот он объявился. Мы его не звали и за него не просили.

– Если Бертон левачит и В. А. узнает, его лишат пенсии.

– Если все получится, может, это будет и не важно.

– Ветеранская администрация хоть по крайней мере не прогорит, – сказала мама.

Сзади скрипнула дверь. Флинн обернулась.

– Извини, – сказала Дженис, – но этот козел трет Бертону мозги. Не хотелось оставаться там, где он может меня увидеть и решить, что я слышала.

– А где ты была?

– На твоей кровати, тряслась от злости. Когда Бертон сказал, кто идет, я поставила кофе, помогла Элле причесаться и свалила в твою комнату. Вы как, тетя Элла?

– Хорошо, спасибо, золотко, – сказала мама, но было видно, как ей плохо.

– Вам надо принять лекарства, – заметила Дженис. – А ты бы шла к ним. Там, кажись, дела обсуждают.

Флинн заметила фотографию очень молодого папы, в парадной форме. Моложе Бертона. Когда-то это была его комната, потом мама тут шила. Когда ей стало трудно подниматься по лестнице, ее кровать перенесли сюда.

– Ну, я пошла, – сказала Флинн. – Еще загляну. Если к тому времени не уснешь, поговорим.

Мама кивнула, продолжая отсчитывать таблетки.

– Спасибо, Дженис, – сказала Флинн и вышла.

– Нет, пока не буду лучше представлять, кто покупатель, – говорил Пиккет, когда она вошла в гостиную.

Он сидел в кресле-качалке на бежевом пледе, который, как теперь видела Флинн, не мешало бы постирать. Бертон и Томми расположились на противоположных концах дивана, кофейный столик стоял между ними троими. Пиккет увидел Флинн, но продолжал без паузы: