Уильям Гибсон - Периферийные устройства

Гомункул в прозрачном куполе опустил руки, и тут же черные пальцы экзоскелета безвольно обвисли.

В сортире был унитаз с сиденьем, но не было двери, и охранник с поводком стоял футах в шести, приглядывая за Флинн уголком глаза. Винтовку он где-то оставил и был теперь с пистолетом в черной нейлоновой кобуре, которая цепляется на пояс и пристегивается ремешком к бедру, где носила бы пистолет горилла.

Флинн радовалась, что ей надо только по-маленькому, учитывая, что оправляться предстояло на людях. Она убедила охранников, что ей правда очень надо в туалет, иначе она написает в штаны и это будет неприятно Пиккету, когда тот вернется, а он точно собирался еще прийти, хотя и нескоро. Так что Флинн верно угадала про камеру и правильным голосом объяснила, что ей приспичило. Без крика и злости, просто обращаясь к двери, поскольку не знала, где камера. Дважды, с интервалом в несколько минут, постаравшись во второй раз не вложить в голос больше нажима. Довольно скоро пришли охранники, прицепили поводок, разрезали синюю безовскую стяжку и вывели Флинн из помещения. Примерно в тридцати футах влево, в противоположную сторону от рулонной входной двери, обнаружилась туалетная кабинка без двери.

Сидя на унитазе, Флинн подумала, что сейчас героиня «Операции „Северный ветер“» разрезала бы поводок спрятанным в трусах мини-кинжалом. У нее не было мини-кинжала, но охранники ее не обыскали, и Райс, возможно, тоже. А значит, они расхлябаннее многих ИИ, против которых ей случалось играть, и не в курсе, что у нее есть тюбик блеска для губ, который может быть ядом или взрывчатым гелем. Правда, охранник был все-таки не совсем лох: он пристегнул нейлоновое кольцо поводка к облезлой трубе прямо над унитазом, так что Флинн, даже будь у нее оружие, никого бы не смогла уложить, разве что из пистолета. Когда она натянула джинсы и встала, он подошел, разрезал стяжку и отвел Флинн обратно.

Именно тогда она впервые заметила мошку, хотя и не обратила внимания. Комар и комар. Промелькнул совсем близко и пропал.

Чуть позже, пристегнутая к столу новой безовской стяжкой, Флинн услышала жужжание возле самого уха. Оба охранника уже ушли. Если в бочках за дверью стоячая вода, тут должны быть комары. Со связанными руками их даже не отогнать.

Флинн, за неимением выбора, смотрела на запертую дверь. Внезапно в поле ее зрения, точно на уровне глаз, проплыли справа налево три огонька, один за другим, потом исчезли. Красный, зеленый, синий. То ли квадратные, то ли прямоугольные. Флинн не успела толком задуматься, что с ней – инсульт или какой-то приступ, – как они проплыли снова, опять справа налево, в том же порядке, сблизились и слились в один длинный. Бирюзовый.

И зависли на белой, захватанной руками двери.

Флинн повернула голову, думая, что пиксельный рисунок сдвинется. Однако он остался на месте, над столом, ближе, чем ей сначала показалось. Как будто там правда что-то есть – бирюзовое, невозможное.

– Хм, – произнесла Флинн, вспоминая мошек, которые убили и съели женщину, потом – бесчисленные серии «Чудес науки» про НЛО. Там таких мелких не было.

Штука спускалась к ее связанным запястьям. Вертикально, как маленький лифт. Вытянулась и принялась вращаться на стальном столе, так что превратилась в бирюзовый диск размером с древний десятицентовик. И все это с жужжанием. А Флинн даже руки шире развести не могла.

Бирюзовый цвет сменился желтым, и в центре диска возникло стилизованное изображение красного наггетса. Штука по-прежнему вращалась, поскольку Флинн слышала звук. Что-то вроде мультика.

– Мейкон?

Диск вспыхнул красным.

Она что-то сделала не так.

Снова бирюзовый. Потом изображение уха, одной черной линией, как в предупреждающих роликах. Потом муха, тоже контуром. Потом то и другое рядом, муха сжалась и скользнула в ушную раковину. Потом опять желтый, вместо одного наггетса два, бляшка Эдварда. Желтый фон стал бежевым, превратился в значок Лоубир – бледную золотую корону. И тут же диск исчез, осталась крохотная мошка. Не муха. Прозрачная, будто восковая.

– Нет, – чуть слышно проговорила Флинн и подалась вперед.

Вжих – в ее левое ухо. С жужжанием. Глубже. Жужжание превратилось в голос Мейкона:

– Молчи. Тебя слушают через камеру. Делай вид, будто ничего не происходит. Исполняй в точности, что я скажу.

Флинн заставила себя поглядеть на дверь. Голос был и правда как у Мейкона, но она по-прежнему видела пижамные штаны и футболку над пустой улицей.

– Щелкни зубами дважды, раз-два, не открывая рта, как можно тише.

Флинн посмотрела вниз. Щелкнула зубами два раза подряд. Самый громкий звук в мире.

– Теперь минуту сиди не двигайся. Как сейчас, только не шевелясь. Но и не застыв, как камень, потому что я запишу видео с камеры, а потом закольцую и отправлю обратно на камеру, чтобы они видели этот кусок, а не то, что будет дальше. Поняла?

Щелк-щелк.

– Не дергай головой или руками. Резкие движения в повторе подчеркивают, что фрагмент закольцован. Как скажу: «Давай!» – действуй. Сперва затычки в уши, потом костюм.

Она ничего не поняла. Какой костюм?

– Все нормально? – спросил он.

Щелк-щелк.

– Записываю, – сказал голос.

Флинн уставилась на дверь. Ручка, следы пальцев. Только бы у мамы было все хорошо и Литония сидела с нею.

– Готово, – сказал наконец Мейкон. – Закольцевал. Вставай.

Флинн уперлась ладонями в стол и поднялась, оттолкнув мегамартовский стул. Лязгнул засов.

Дверь открылась. Вошел ужас. Как будто у нее плавится сетчатка. Клубящееся пятно.

– Спрут-костюм, – сказал Мейкон в ее ухе; Флинн вспомнила: камуфло по типу каракатицы, как у Бертона и Коннера на войне.

Костюм считывал и воспроизводил то, что ближе всего, однако частично был забрызган кровью. Словно кусок взломанного игрового кода. Затем возникла спрут-перчатка с томагавком Бертона, метнулась вперед, зацепила и рассекла синюю безовскую стяжку. На нижнем изгибе головки был специальный вырез, острый-преострый, острее остального лезвия. Для веревок и проводов. Секунда, и он рассек стяжку, держащую вместе запястья Флинн. Другая перчатка – серо-стальная, как стол, – протянула два оранжевых комочка на оранжевом шнурке, вроде самых дешевых мегамартовских леденцов. Флинн сунула их в уши, как велел Мейкон. Интересно, он так и хотел, чтобы она заперла мошку внутри?

Бертон упал на пол, пролез под столом, вскочил рядом с нею. Хруст липучки, глаза Бертона. Спрут-материя развернулась, стала оттенка ее лица под безжалостными диодами, с двумя размазанными пятнами цвета ее глаз – костюм пытался эмулировать Флинн, – и вот уже она нырнула в него головой, руками, потянула вниз, слишком широкий и свободный, темный внутри, приглушающий белое свечение ламп. Бертон застегнул собственный костюм, нагнулся и застегнул костюм Флинн, начиная с ног.