Роберт Шекли - Такие разные миры (сборник)

– Это займет всего минуту, – настаивал Моррисон. – Мне нужно для отчета.

Карнаж, продолжавший пялиться в зеркало, раздраженно хрюкнул. Рамакришна решил, что дело в Моррисоне, который отражался позади маньяка.

Это подтвердилось следующей репликой Карнажа.

– В зеркале место только для одного! – взревел преступник.

Он развернулся и вдруг навис над Моррисоном, огромный и ужасный.

Моррисон метнулся к двери. Но не успел он добежать, как Карнаж настиг его. Расправа была невероятно жестокой. Темная кровь Моррисона забрызгала зеркала. Ее вид вернул Карнажа в помраченное состояние. Он набросился на дверь.

Рамакришна кликнул охранников, но те опоздали. Карнаж восстановился. Убийство доктора Моррисона, кровь на зеркалах – все это вернуло его подлинное естество. Он вырвался из зеркальной комнаты и был таков.

Охрана без труда утихомирила убийц, и ход эксперимента продолжился обычным порядком.

Доктора Моррисона похоронили в закрытом гробу.

Все это Рамакришна поведал, выступая в Венеции без малого через год.

– Терапия доктора Моррисона, – заключил Рамакришна, – не годится для обычного человека. Но для суперзлодея вроде Карнажа она подошла идеально и доказала теорию, которую впервые выдвинул Зигмунд Фрейд: насилие возникает не вследствие избытка эго, а при его недостатке. При крайнем усилении функции эго организму больше незачем самоутверждаться посредством агрессивных импульсов. На этой стадии он переходит в состояние, которое можно назвать последней стадией нарциссизма. Этот парадоксальный эффект субстанции эго был тайным оружием доктора Моррисона, и Карнаж пал его жертвой.

– А как вы охарактеризуете эту последнюю стадию, доктор Рамакришна? – спросили из зала.

– Как абсолютный нарциссизм – состояние, отличающееся пассивностью и непрерывным самосозерцанием. Субъект пребывает в нем постоянно, пока находится в зеркальной комнате, которую принимает за убежище, однако на самом деле это тюрьма. Вот что должно было случиться и почти случилось.

Помедлив, Рамакришна добавил:

– Именно поэтому я назвал метод доктора Моррисона успешным, несмотря на провал. Все было бы хорошо, если бы он обуздал свое желание задать еще несколько вопросов. Если бы он сразу оттуда ушел. Если бы Карнаж не увидел кровь доктора на зеркалах.

Кто-то спросил:

– Вы думаете, что этот метод можно испытать еще раз?

– Не вижу причин считать эксперимент проваленным, – ответил Рамакришна. – Но сомневаюсь, что его удастся повторить. Для обычного человека он не подходит. А Карнаж теперь знает о нем и больше не позволит себя обмануть. Эксперимент был успешным, леди и джентльмены, но пациент не излечился.

У каждого старинного рода есть уникальная черта, которая передается из поколения в поколение, и наследственная черта Крафтеров – магическая сила. Творить опасные заклинания и добиваться от потусторонних сил сотрудничества для них дело обычное – как и защищаться от обвинений в колдовстве, и вступать в противоборство с другими, не столь человеколюбивыми чародеями. Рассказ «Печать Соломона» был написан для сборника «Крафтеры», составленного Кристофером Сташеффом и Биллом Фосеттом в 1991 году.

1685 год от Рождества Христова

Проходя по Брайдлпасу, Самона услышала, что в доме Эдвина Лэпторна кто-то плачет – негромко, но очень горько. Она постучалась, но ей никто не ответил. Самона стояла на пороге и не знала, что делать.

Они с Эмером поженились три года назад. Когда должен был появиться на свет их первый ребенок, они оставили любимый домик Эмера в горах и переехали в небольшой Рок-Харбор, который располагался к югу от Бостона. В городе были доктора для их малютки, а близость Гарвардского колледжа позволяла Эмеру пользоваться старинными книгами и рукописями для изысканий в области магии.

Крафтеры вели замкнутый образ жизни. Меньше всего им нужны были проблемы с соседями на почве колдовства или алхимии. И особенно не хотелось связываться с Эдвином Лэпторном. Сомнительная репутация сопутствовала этому ювелиру, как вонь скунсу.

Но в доме Лэпторна плакал ребенок.

Самона снова постучалась, на этот раз громче.

– Эй? Есть кто-нибудь дома?

Самона почти ничего не знала о Лэпторне, но в том 1685 году в Рок-Харборе о нем ходило много слухов. По слухам, в Англии у него были проблемы. Какого рода проблемы, никто не знал, но поговаривали, что дело было предосудительное и даже попахивало потусторонними силами. Он успел сбежать из-под носа у королевских констеблей – сел на борт барка «Дора» и отбыл из Плимута в Бостон. Лэпторн тихо жил на окраине Рок-Харбора, но отчего-то он не пришелся горожанам по душе. Может, им просто не нравилось его вытянутое лицо с ввалившимися щеками, черные сросшиеся брови и бескровные губы, которые он кривил в неискренней улыбке.

У Самоны не было желания связываться с этим человеком, но в его доме плакал ребенок, и она встревожилась, не случилось ли с малышом чего плохого.

Она должна войти и выяснить!

Самона расправила плечи. Высокая красивая молодая женщина с длинными черными волосами и темными глазами. Лицо надменное и притягательное, а фигура так хороша, что самое скромное платье не может скрыть все ее достоинства. Самона толкнула дверь, и та оказалась не заперта.

Она вошла в старый дом с высокими потолками.

Вышла Самона спустя десять минут. Она была потрясена до глубины души. Немедленно вернувшись домой и убедившись, что ее малышка Эми, которой тогда было год и два месяца, спокойно спит в своей кроватке, Самона прошла в гостиную и рассказала Эмеру о том, что ей довелось пережить. Муж, хоть и не был настроен, слушал историю о человеческой жестокости и все больше мрачнел.

– Я поговорю с этим господином, – в итоге сказал он.

После чего Эмер надел плащ и шляпу и вышел из дома на поиски Эдвина Лэпторна.

Лэпторна Эмер обнаружил в момент, когда ювелир выходил из таверны Джосайи на Стейт-стрит. Раньше они только раскланивались, но никогда не разговаривали.

– Сэр, – обратился к Лэпторну Эмер, – случилось так, что некоторое время назад моя жена проходила мимо вашего дома. Она услышала плач ребенка и взяла на себя смелость войти…

– В мой дом, сэр? Она просто взяла и вошла в мой дом?

– Именно так, сэр.

– Она и впрямь взяла на себя слишком большую смелость, – проворчал Лэпторн.

Ювелир был очень высок, имел волосы черные, густые и жесткие, как проволока. Ходил он в треуголке. Лицо у него было обветренное, плохо выбритое и с красными пятнами на скулах – он злоупотреблял спиртным. Тонкая верхняя губа была вздернута шрамом, который тянулся вертикально по щеке, и из-за этого казалось, что Лэпторн постоянно ухмыляется.