Роберт Шекли - Такие разные миры (сборник)

– О чем вы?

– Я сделал выводы. Мне очевидно, что вы из будущего, которое наконец достигло зрелости и признало неоспоримость моей теории. Заверяю вас, что готов проводить консультации, но, во исполнение моих принципов, я отказываюсь возглавлять любое правительство и вообще принимать участие в его деятельности.

– Так вот, значит, что вы обо всем этом думаете.

У Бакунина засияли глаза.

– Я понял, что наконец получил признание! Моя грандиозная теория воплотилась в жизнь! Наконец-то она принята человечеством и восстановлена в правах!

– Боюсь, вы все не так поняли, – сказал Мерчисон. – В качестве работоспособной политической теории ваш анархизм примерно так же полезен, как снегогенератор на Северном полюсе. Анархизм – это что-то из курса наших студентов-политологов. Может быть, слишком жестоко так вам говорить, но лучше сразу уяснить положение вещей.

– Если моя теория не пользуется влиянием, почему вы вернули меня к жизни?

Мерчисон не мог назвать Бакунину реальную причину. Симулякрам не понять причудливой смеси государственных и деловых соображений, которые определяют выбор конкретного персонажа.

– Вы представляете исторический интерес для ряда наших ученых, – сказал Мерчисон.

– Понятно. И что я должен делать?

– Ничего особенного. Просто побеседовать с некоторыми людьми.

Бакунин рассмеялся:

– Всем вам только этого и надо. Просто небольшая беседа. Расскажите нам кое-что. Но вопросы продолжаются и продолжаются, и они не кончатся, пока ты не предашь самого себя, не обвинишь друзей и не поступишься всеми своими принципами.

– Все не так, – сказал Мерчисон. – Я говорю о нескольких непринужденных разговорах в приятном обществе образованных мужчин и женщин.

– Конечно, они всегда используют именно этот типаж. Думаете, я не понимаю, о чем идет речь?

– Кто эти «они», которых вы постоянно упоминаете?

– Разумеется, ЧК, тайную царскую полицию.

Мерчисон застонал:

– Послушайте, Михаил, вы все понимаете неправильно. И вообще, все эти дела уже давно в прошлом.

– Это вы так говорите!

– Черт возьми, Михаил, вы знаете, что мы вернули вас к жизни. Любые интересующие нас секреты мы могли бы взять прямо из вашей головы. Вы это понимаете?

Бакунин поразмыслил:

– Да, похоже на правду.

– Тогда давайте сотрудничать?

– Нет, – сказал Бакунин.

– Почему?

– Потому что я Бакунин. Я указываю путь, я готов погибнуть, но я не вступаю в сговор.

– Отлично, – пробормотал Мерчисон. – Просто замечательно. Михаил, послушайте, это для меня очень важно. Если бы вы мне помогли, я бы сумел многое для вас сделать.

– Я понимаю, что вы сильны. Очевидно, в каком-то смысле способны возвращать к жизни мертвых.

– Да.

– Я буду с вами сотрудничать, – сказал Бакунин.

– Спасибо, я знал, что вы…

– Если вернете мою Антонию.

– Прошу прощения?

– Мою жену, Антонию. Вряд ли вы слышали об этой простой женщине родом из маленькой сибирской деревни [1]. Она примирила меня с жизнью.

– Я посмотрю, что можно сделать, – сказал Мартин. – Тем временем подготовьтесь к вашему первому интервью.

– Только когда здесь появится Антония.

Мерчисон потерял терпение:

– Михаил, я могу вас выключить так же легко, как включил. Для вас это будет равносильно смерти.

– Вы называете это жизнью? – вдруг язвительно расхохотался русский. – Нет уж, отправляйтесь обратно к царю, или на кого вы работаете. Скажите ему, что Михаил Бакунин, призрак, валяющийся на кушетке, в пространстве, которого не существует, в своей новой жизни не признает его власти так же, как не признавал в прежней.

В свое время президент Соединенных Штатов назначил Мерчисона директором по маркетингу программы симулякров. Мерчисон умел осваивать новые рынки и разрабатывать способы применения излишков сельскохозяйственной продукции, которую Америка, несмотря на положение страны третьего мира в современной глобальной экономике, продолжала производить. Это был человек дела.

Но работа с электронными призраками – чем, по сути, и были симулякры – часто ставила его в тупик. Например, когда один призрак захотел, чтобы Мерчисон доставил ему другого призрака по имени Антония.

– Что еще за Антония, какая у нее фамилия? – спросил Симмс.

– Да понятия не имею, – ответил Мерчисон. – Надо в книжках поискать. Или в базах данных.

– Я поищу, – сказал Симмс, – но не питайте больших надежд.

Два часа спустя ответ был готов.

– Ничего нельзя сделать, – сказал Симмс. – Недостаточно данных.

Русский с мрачным лицом сидел на диване, сложив руки на груди.

– Вам известно мое условие.

– А я говорю, что оно невыполнимо. Послушайте, Михаил, ведь ничего особенного от вас не требуется. Мы начнем с несложного. Интервью с ребенком. Старшеклассник, выиграл в школе исторический конкурс по славяноведению.

– Славяне меня больше не интересуют, – сказал Михаил Бакунин. – Я сам славянин, но это ничего не меняет. У них был шанс – в Польше, в России, в Германии. Они предали себя и человечество, когда не пошли дальше марксизма, к окончательной анархической революции!

– Вот это ребенку и расскажите, – предложил Мерчисон. – Во всяком случае, он не славянин. Я вспомнил: его фамилия Питерсон. Питер Питерсон. Хороший мальчик, почему бы не порадовать его?

– Швед, – отметил Бакунин. – В Стокгольме мне пришлось несладко. Не хочу разговаривать со шведами.

– Он не швед! Он американец!

– Я высказал вам свое условие, – повторил Бакунин. – Я хочу, чтобы моя жена была здесь, со мной.

– Михаил, я пытаюсь вам объяснить: мы не можем этого сделать. Я разговаривал с нашими учеными, это попросту нереально.

– Если вам удалось вернуть к жизни меня, – сказал Бакунин, – не могу понять, почему вы не можете вернуть мою Антонию.

– Долго объяснять – слишком сложные технические подробности, – сказал Мерчисон. – Но если коротко, все сводится к тому, что у нас о ней недостаточно информации.

– Она была скромным человеком, – сказал Бакунин. – Из тех маленьких людей, от которых, как вы считаете, ничего не зависит.

– Нет, совсем не поэтому. Чтобы вернуть человека, нам нужно много знать о нем. Иначе – никаких шансов.

– В ЧК должно быть на нее досье, – сказал Бакунин.

Мерчисон не стал рассказывать Бакунину о нынешней России. Ее мусульманская часть вообще не имела доступа к старым архивам. Та часть, что по-прежнему называлась СССР, утратила львиную долю архивных материалов предшествовавшего двадцатому веку периода в ходе беспорядков, сопровождавших раскол страны.

– Если вы не сможете вернуть Антонию, – сказал Бакунин, – я не буду сотрудничать.

– Я не хотел бы прибегать к угрозам, – проворчал Мерчисон.