Аластер Рейнольдс - Префект

«Доспехи», вероятно, считали бет лишь сырьем для экспертного анализа – вроде фотографий или пятен крови, но Гаффни был менее прямолинеен. Он не одобрял консервативного убеждения, что в полном объеме права человека следует предоставить исключительно альфам. Важно лишь внешнее впечатление, а не то, что скрыто за маской. Поэтому Гаффни не особо тревожился из-за незнания сущности Авроры. Даже если она не человек, а машина – какая разница? Главное – ее сочувствие и настоящая забота о благополучии миллионов жителей Блистающего Пояса.

Разумеется, поначалу Гаффни сомневался.

Аврора явилась к нему пять лет назад, через четыре года после того, как он стал главой Службы внутренней безопасности «Доспехов». Прежде он много лет был старшим префектом, а до этого долго считался блистательным полевым.

Гаффни целиком посвятил себя «Доспехам» и не желал взамен ничего, кроме уверенности, что его коллеги преданы службе не меньше, чем он. Он жил службой, ради самодисциплины отказавшись от брака и социальных связей, и не смирялся с вынужденными лишениями, а приветствовал их.

Но потом случилось нечто, заставившее Гаффни усомниться и в значимости «Доспехов», и, косвенно, в своей человеческой адекватности. Его послали расследовать возможные нарушения процесса голосования в анклаве под названием Ад-Пять. Странный анклав – его построили на идеальном каменном полушарии, похожем на половину астероида, разрезанного надвое. Воздухонепроницаемые постройки росли и на плоской стороне, и на выпуклой – густозаселенные небоскребы в кольцах герметичных тоннелей. Пока не прошла мода, Ад-Пять был столицей игорного бизнеса. Впоследствии анклав перепробовал несколько социальных моделей, одна утопичнее другой, и остановился на той, которую застал Гаффни. Первые же месяцы принесли Аду-Пять колоссальный доход. Другие анклавы щедро платили за возможность приобщиться к ноу-хау.

Раз в месяц случайным образом выбирался богач. Несчастного пытали, растягивали муки лекарствами, не давая быстро умереть. Казна Ада-Пять пополнялась за счет продажи другим анклавам эксклюзивных прав просмотра и выбора пыток. Торги велись на аукционах.

Система вызвала у Гаффни глубокое омерзение. Он много странствовал по Блистающему Поясу и перевидал немало крайностей, но порочность Ада-Пять затмевала все. Один взгляд на жертву пыток – и Гаффни стало дурно. Дурнота переросла в уверенность: Ад-Пять – кощунство, общественное зло, которое нужно пресечь, если не уничтожить.

Но «Доспехи», а следовательно, и сам Гаффни, пресечь это зло не могли. Они следили за безопасностью и соблюдением избирательного права на Блистающем Поясе в целом. Что творится в отдельно взятом анклаве – при условии соблюдения активного избирательного права, моратория на отдельные технологии и виды оружия, – в юрисдикцию «Доспехов» не входило.

По этим критериям в Аду-Пять не происходило ничего предосудительного.

Гаффни не мог смириться с таким положением вещей. Сам характер пыток и коллективное нежелание граждан положить им конец доказывали, что абсолютную свободу людям доверить нельзя, а «Доспехам» нельзя доверить борьбу с моральным разложением, расползающимся по Блистающему Поясу.

Нужно что-то делать – в этом Гаффни не сомневался. У анклавов слишком много власти. Пора вернуть централизованное управление, хотя они за это не проголосуют. Даже умеренные государства опасались передавать слишком много власти организациям вроде «Доспехов». Дети играли слишком острыми ножичками. Поразительно, что пролилось так мало крови.

Гаффни начал излагать мысли в дневнике – нужно же навести порядок в своих принципах. Он чувствовал, что «Доспехам» пора измениться или даже прекратить существование, раз они не спасают людей от самых низменных наклонностей. Шеридан понимал: его идеи утопичны, они противоречат всему, что имя Сандры Вой олицетворяло последние двести лет. Только историю творят не благоразумные осторожные одиночки. Саму Сандру ни благоразумной, ни осторожной не назовешь.

Вскоре после этого Гаффни явилась Аврора.

– Ты хороший человек, Шеридан. Однако ты возмущен, словно все окружающие позабыли свои истинные обязанности.

Гаффни захлопал глазами: появление чужого лица на персональном секретном мониторе было для него полной неожиданностью.

– Кто ты?

– Сочувствующая. Если хочешь, то друг.

Гаффни был в анклаве «Доспехов». Раз Аврора пробралась к Шеридану, значит, теоретически, она находится здесь же. Только Гаффни еще тогда понял, что Аврора не на «Доспехах», что она незаметно проберется куда угодно – стены и двери ей не помеха, ни материальные, ни виртуальные. Относилась она к бета– или гамма-уровню, можно было лишь догадываться, но умом и проворством превосходила очень многих.

– Ты человек?

Вопрос Аврору явно позабавил.

– Неужели это так важно, если у нас с тобой одинаковые идеалы?

– Мои идеалы касаются только меня.

– Уже нет. Я ознакомилась с твоими рассуждениями и согласилась с твоими принципами. – Аврора кивнула в ответ на вопрос, лишь зарождавшийся в голове Гаффни. – Да, я прочла дневник. Не удивляйся, Шеридан. Ничего постыдного в этих мыслях нет. Напротив, они кажутся мне очень смелыми. Ты из тех мудрецов, которым дано заглянуть за рамки своего времени.

– Я префект и по долгу службы обязан думать о будущем.

– Одни к этому способнее других. Ты провидец, Шеридан, во многом, как я. У нас только методы разные. Твоя интуиция блюстителя порядка подсказывает, что Ад-Пять – симптом, верный признак эпидемии, которая и для «Доспехов» может стать тяжелым испытанием. Я вижу будущее через другой окуляр, но подмечаю те же угрожающие черты, те же намеки на приближение великой смуты.

– Что ты видишь?

– Конец всего сущего, Шеридан. Он наступит, если только смельчаки уже сегодня не постараются предотвратить катастрофу. – Аврора смерила его испытующим взглядом, совсем как учительница талантливого, но своенравного ученика. – Твой дневник свидетельствует о том, что ты встревожен. Но тревоги недостаточно, тут дела нужны.

– Я стараюсь по мере возможности. Вот окончательно соберусь с мыслями, изложу их другим старшим префектам…

– И с треском вылетишь из «Доспехов».

– Если подберу верные слова…

– Не изменится ровным счетом ничего. Ты пропагандируешь авторитарную власть. Ты понимаешь, что в ней спасение, но большинству людей ненавистна сама идея.

– Не обязательно же так.

– Конечно, не обязательно. Ты это понимаешь, чувствуешь сердцем. Авторитаризм может быть проявлением доброты, как у матери, прижимающей младенца к груди, чтобы не плакал и не бился. Только людей рациональными доводами не убедить. Им нужно просто показать.