Патрик Ли - Страна призраков

Бетани включила цилиндр, радужка появилась вновь, и Трэвис увидел другой Манхэттен. Тот, на который они смотрели последние несколько минут, пока поднимались по руинам дома экс-президента.

Там было то же, что и в большей части округа Колумбия. Весь остров был покрыт густым бореальным лесом, из которого вырастали останки города.

Что отличало Манхэттен от округа Колумбия – даже в большей степени, чем Трэвис мог вообразить, пока не увидел лично, – так это масштабы разрушений. Там шестнадцатиэтажное офисное здание выглядело огромным. Здесь же оно едва доходило бы до щиколоток высившимся повсюду проржавевшим гигантам. Останки небоскребов у Центрального парка образовали массивный визуальный дисплей высотой в восемьсот, а местами и больше, футов. В них, находя, куда бы ни дул, причудливые углы и потаенные дыры, гулял октябрьский ветер. И звучал он как хор из миллиона тростниковых флейт, играющих мягко и тихо в мертвом остове города.

Холодный и туманный, город лежал под синюшными сгустками облачного покрова. Каждый раз, когда ветер вырывался из радужки, он приносил с собой капельки влаги.

Гарнер стоял как вкопанный.

– Больше не закроется, – заверила его Бетани. – Можете подойти ближе. Может выглянуть.

Он посмотрел на нее. Затем обвел взглядом остальных, кивнул и, подойдя к радужке, выглянул. Минуты три молчал, потом закрыл глаза и покачал головой.

– Расскажите мне все.

Это заняло чуть больше часа. Они сидели за кофейным столиком и подробно излагали все, что случилось. Все, что им было известно. Все, чего они не знали.

Когда закончили, Гарнер какое-то время молчал.

– Вы должны что-то знать об этом, сэр, – сказала Бетани. – Если уж об «Умбре» известно президенту Кэрри, вы не можете не быть в курсе.

– Я встречался с Айзеком Финном раза два или три, – начал Гарнер. – Каждый раз то были лишь короткие разговоры. Я пытался проникнуться к нему симпатией, учитывая проделанную им работу, но так и не смог. Было в нем что-то… неискреннее. Мне казалось, что эти наши разговоры не просто разговоры, а нечто иное. Своего рода проверка, психологический тест, и мои ответы имеют для него какое-то особенное значение. Примерно так же, как я заметил, Финн разговаривал и с другими. Вот такое у меня сложилось о нем мнение. Но мне там уже недолго оставалось. За последние годы Финн приобрел в Вашингтоне массу друзей. Кэрри – один из них. Вот почему он в «Умбре», чем бы это там ни было. И просто имея высокую категорию доступа, о ней ничего не узнаешь. У меня категория куда выше вашей, но я об «Умбре» даже и не слышал.

Он поднялся со стула. Подошел к окну.

– То, что я могу вам рассказать, я узнал не как президент. Я узнал это в сенатском комитете по разведке, многие годы назад. И Финн там ни при чем. Это связано с его женой… правда, тогда она таковой еще не была. Тогда она только-только окончила Массачусетский технологический институт, и звали ее Одра Нэш.

Какое-то время он молчал, стоя спиной к незваным гостям и, казалось, о чем-то раздумывая. Трэвис проследил за его взглядом. За стеклом на парк опускался вечерний полумрак.

Гарнер опустил руку на стоявший у окна, на декоративном полу орехового дерева, огромный глобус и покрутил его немного. Он часто так делает, подумал Трэвис; скорее всего, это уже стало у него неосознанной привычкой.

– На одно из закрытых заседаний комитета Одра пришла с необычной просьбой. Хотела ознакомиться с кое-какими секретными военными документами, как она пояснила, в рамках подготовки ее докторской диссертации. В качестве ответного жеста предложила засекретить потом уже саму ее диссертацию, ограничив доступ к ней несколькими людьми. Нашими людьми.

– И какова была тема ее докторской? – спросила Пэйдж.

– КНЧ-трансмиссия. Радиопередача на крайне низких частотах. Такая, какой мы пользуемся для связи с подлодками.

– Не самая подходящая тема для специалиста по аэрокосмонавтике, – заметила Пэйдж.

– С ее исследованиями это вполне согласовывалось. Она занималась поиском способов передачи КНЧ-сигналов посредством спутников.

Пэйдж даже рот открыла от изумления.

Бетани удивилась не меньше. Казалось, она вот-вот рассмеется.

– Это просто нелепо! КНЧ-передатчики достигают тридцати с лишним миль в длину. Как можно доставить что-то подобное на орбиту?

– Да и зачем бы это понадобилось? – добавила Пэйдж. – КНЧ и так великолепно функционируют уже лет пятьдесят.

Губы экс-президента – его лицо отражалось в стекле – дрогнули в едва заметной улыбке.

– Тут кроется нечто большее. – Гарнер повернулся наконец к гостям. – Одру не интересовало использование КНЧ для связи с подлодками. Она хотела выяснить, как КНЧ-волны будут воздействовать на людей.

Для трех его слушателей заявление ничего не прояснило.

Гарнер подошел к стоявшему у стола большому креслу, повернул его лицом к кофейному столику и опустился на мягкое сиденье.

– Мы начали работать над КНЧ в пятидесятых, когда стало ясно, что субмаринам предстоит сыграть определяющую роль в «холодной» войне. Передатчики строили в отдаленных местах. Одно из них, хорошо всем известное, находится на Верхнем полуострове в северной части штата Мичиган. О другом, в Северной Канаде, слышали немногие. Нетрудно догадаться, с какими техническими трудностями при строительстве этих чертовых штуковин нам пришлось столкнуться. Только представьте: нужно было получить сигнал, достаточно сильный, чтобы он доходил до любой нашей подлодки в любой точке мира, в сотнях футов ниже уровня моря. Удивительно, что у нас все получилось! Но даже когда передатчики заработали, остались кое-какие проблемы, скажем так, иного рода. Проблемы, связанные со здоровьем тех, кто работал и жил вблизи передатчиков, там, где наблюдалась высокая концентрация сигналов. В паре-тройке случаев имели место когнитивные расстройства, у большинства же служащих просто наблюдались частые смены настроения. Симптомы те же, что и при биполярном расстройстве, вот только с гораздо более серьезными последствиями. Иногда крайне серьезными. Некоторых и вовсе пришлось усмирять, потому что они – иначе и не скажешь – «словили кайф». Именно так они впоследствии описывали свое состояние. Были и такие, у кого случались жесточайшие депрессии. Доходило даже до суицидов, коих было немало.

– Мы и сейчас используем КНЧ, – промолвила Бетани. – Эти проблемы остались?

Гарнер покачал головой:

– Лет за десять с ними удалось справиться. Выявить и изолировать причины. Проблемы вызывали, например, волны определенной длины в достаточно большой, так сказать, дозе. Проблемы создавали определенные расстояния от передатчиков – из-за гармоник. В общем, если и появлялись трудности, то лишь такого рода. Инженеры над ними работали. – Он позволил себе улыбнуться, но улыбка вышла невеселой. – Однако к тому времени некоторые уже размышляли над побочными эффектами, подходя к ним с другой стороны. Ставя целью не устранить их, а усилить. Научиться их контролировать. Использовать по своему усмотрению в качестве оружия.