Аластер Рейнольдс - Пропасть Искупления

Антуанетта подняла воротник куртки. Жаль, что нельзя было взять кого-нибудь в сопровождение, – вдвоем не так страшно. Всякий раз, получая от капитана весточку, нечто похожее на осмысленное сообщение, она приходила одна. Возможно, Бренниген, изредка давая о себе знать, выказывал тем самым намерение открыть ей правду о себе. И пусть эта правда будет сколь угодно мала, нет сомнений, что у Антуанетты куда больше шансов наладить контакт с капитаном, чем у ее коллег. Причина, скорее всего, крылась в ее прошлом. Когда-то у нее тоже был корабль, конечно во много раз меньше «Ностальгии по бесконечности», но тоже не без привидений на борту.

«Поговорите со мной, капитан, – просила Антуанетта в предыдущие свои посещения. – Поговорите, ведь мне вы можете доверять. Я же мало-мальски понимаю, что с вами произошло».

Капитан никогда не давал ясного ответа, но, если вспомнить ответы неясные, даже начисто лишенные смысла, покажется, будто Бренниген испытывает желание что-то сделать в присутствии Антуанетты. Каждое явление в отдельности ни о чем не говорило, но в совокупности они, возможно, свидетельствовали о том, что капитан выходит из состояния, близкого к летаргическому сну.

– Капитан, – позвала она, поднимая шлем, – вы оставили свою визитную карточку! Я пришла вернуть ее вам. Ну же, отзовитесь.

Молчание.

– Буду откровенна, – сказала Антуанетта, – тут, внизу, мне неуютно. Да что говорить, я боюсь до смерти. Мне больше по нраву корабли маленькие и уютные, которые можно обставить и украсить по своему вкусу.

Она поводила фонарем в разные стороны, осветив шаровидный сгусток, который свисал с потолка и загораживал полкоридора. Шагая, Антуанетта сгибалась под застывшими пузырями, ведя по ним пальцами и ощущая удивительную теплоту и мягкость.

– Да, мне страшно. Это ваши владения, я здесь чужая. Я это вот к чему: вы ведь понимаете, что заставило меня сюда спуститься. Капитан, я надеюсь вернуться не с пустыми руками.

Молчание. Но Антуанетта и не ждала скорого ответа.

– Джон, – снова заговорила она, решившись на фамильярность, – похоже, в нашей системе что-то происходит. Надеюсь, вы тоже в курсе и знаете подробности. Я расскажу, какие у нас соображения на этот счет, а дальше думайте сами.

Ветерок потеплел, стал неровным, словно чье-то затрудненное дыхание.

– Хоури вернулась, – продолжила Антуанетта. – Пару дней назад упала с неба. Вы же помните ее, надеюсь. Она много времени провела на борту «Ностальгии», вряд ли вы могли ее забыть. По словам Хоури, близ Арарата идут боевые действия, да такого масштаба, что война сочленителей с демархистами покажется детской забавой. Если верить ей, там наверху сцепились две враждующие группировки и чертова уйма машин-ингибиторов. Вы же помните волков? Илиа при вас стреляла по ним из пушек класса «Ад», и результаты были неплохие.

Вот опять ветерок сменил направление, словно кто-то огромный делал вдох.

По прикидкам Антуанетты, это уже тянуло на явление первого рода.

– Вы здесь, капитан? Слышите меня?

Ветерок снова изменился: дует ей в лицо, да так сильно, что воет в ушах, разлетаются волосы, слезятся глаза.

Она услышала, как ветер шепнул на ухо: «Илиа».

– Поняла, капитан: вы отлично помните триумвира. Я тоже помню. Я недолго была знакома с Вольевой, но успела убедиться: эта женщина не из тех, кого быстро забывают.

Ветерок стих, остались только раздражающие звуки откачки.

Слабый голос здравомыслия заставил Антуанетту остановиться. Она добилась результатов: первый род, с этим никто не поспорит, и почти наверняка (если только голос ей не почудился) второй род. Не достаточно ли для одного дня? Капитан нынче проявил удивительный темперамент. Согласно корабельным записям, много раз Илиа Вольевой приходилось вводить Бреннигена в кататоническое состояние, чтобы добиться от него ответа хотя бы на единственный вопрос. Часто на эту процедуру уходила неделя или две.

Но для налаживания отношений с капитаном в распоряжении триумвира были и годы. Антуанетте же не стоило рассчитывать на такую роскошь.

– Капитан, – заговорила она, – я выложила карты на стол. Руководство нашей колонии встревожено. Скорпион перевез Клавэйна с острова, а это не шутки. Они отнеслись к словам Хоури очень серьезно и отправились вызволять ее дочь. Если Хоури говорит правду, посреди океана плавает подбитый волками сочленительский корабль. Ингибиторы уже здесь. Настало время действовать, капитан. Либо мы будем сидеть и ждать, пока все само собой не утрясется, либо встанем и сделаем шаг. Уверена, вы меня слышите и понимаете.

Внезапно, словно кто-то закрыл заслонку вентилятора, движение воздуха по кораблю прекратилось. Ни сквозняка, ни звука; в коридоре только Антуанетта и ясное пятно от фонаря.

– Твою мать!.. – прошептала она.

Но тут впереди возникла полоска света. Заскрипел металл, и часть стены повернулась на петлях, словно дверь. В лицо дохнул новый ветерок, с новой смесью биомеханических запахов.

Через образовавшийся проем она увидела новый коридор, резко уходящий к нижним уровням. Бледное, как у светлячка, сияние шло из этой глубины.

– Похоже, насчет визитной карточки я была права, – сказала Антуанетта.

Лодки продвигались по густеющей ледяной каше, расталкивали носами бахрому из замерзшей воды. Они преодолели еще десять или двенадцать метров и под скрежет, под вой электромоторов остановились.

Их прямоугольные корпуса проложили в ледяной шуге ровные коридоры, но маслянисто-серая вода моментально переставала волноваться за кормой, подозрительно замирала, подергивалась перламутром. У Скорпиона это вызывало мысли о крови, которая, сворачиваясь, делается липкой и тягучей.

Через несколько минут оба протока снова замерзнут, подумал он.

Первыми за борт шагнули два сотрудника Сил безопасности – хотели убедиться, что лед достаточно прочен и выдержит весь отряд. Чуть позже высадились остальные, взяв с собой кое-что из оружия и снаряжения, оставив в лодках бо́льшую часть груза, включая инкубатор. Окружавшая айсберг прочная ледяная кайма в большинстве мест имела ширину пять-шесть метров. Над ней почти отвесно вздымалось огромное кристаллическое образование. Скорпион задрал голову, но смотреть вверх было неудобно, за несколько секунд затекала шея.

Он подошел к Клавэйну, дождавшись, когда тот перейдет на лед. Мороз пробирал до костей, все ежились и притопывали. Лед под ногами структурой напоминал циновку, толстые трубчатые волокна сплелись в сплошной покров – неровный, скользкий, опасный. Любой неосторожный шаг мог стать роковым.

– Я думал, нас встретят, – заговорил Скорпион. – Но до сих пор никто не объявился, и это настораживает.