Кен Маклауд - Ночные проповеди

– С чего бы? Чего я там не знаю?

– Того, что Грэм Орр – настоящий Грэм Орр – был убит в Войнах за веру.

И снова Ливингстон удивился:

– Откуда вы знаете?

Фергюсон глянул на Хатчинс. Та подалась вперед, протянула свой планшет.

– Вот выдержка из «Белфаст Телеграф», а вот – армейские документы.

Ливингстон просмотрел, нахмурившись.

– Недоразумение, не иначе, – заметил он, отдавая гаджет.

– Вы так уверены?

– Я уверен, что он – человек по имени Грэм Орр, и все, что он рассказывал о войне и о себе, согласуется с документами – за исключением смерти.

– И вам не приходило в голову проверить?

– А вы всегда проверяете записи о своих друзьях, чтобы определить, живы они или мертвы? – раздраженно спросил Ливингстон.

– Вы знали о его религиозных взглядах? Ливингстон чуть качнулся, будто его буквально сбила с ног внезапная смена темы.

– Какое это имеет отношение к делу?

– Мистер Ливингстон, бросьте, – посоветовал Фергюсон. – У нас убедительные доказательства того, что он убил сперва священника, потом епископа. Достаточные основания для соображений насчет религиозной мотивации.

– Скорее антирелигиозной!

– Нет, мистер Ливингстон. Это мы исключаем. К тому же у нас есть очень весомые причины полагать, что у него действительно была весьма специфическая религиозная мотивация. Вы что-нибудь знаете об этом?

Ливингстон откинулся на спинку кресла.

– Насколько мне известно, он христианин.

– Тогда почему вы предполагаете антирелигиозную мотивацию? – спросила Хатчинс.

Ливингстон посмотрел на нее, развел руками.

– Детектив-сержант, если я ошибался насчет самой его природы, могу я ошибаться и насчет его веры?

– Риторический вопрос, – заметила Хатчинс.

Ливингстон не ответил.

– Как вы полагаете, какой он христианин? – спросил Фергюсон.

– Возрожденный христианин, – сказал Ливингстон без тени иронии. – Если хотите знать, к какой ветви христианства он формально принадлежал, – это написано в статье, которую вы мне показывали. Пресвитерианская церковь Северной Ирландии.

– Именно она? А не конгрегация Третьего ковенанта, например?

– Что? – Инженер закрыл глаза и потряс головой. – Конгрегация Третьего ковенанта? – Он снова посмотрел на полицейских. – Никогда о ней не слышал. Что за конгрегация?

Фергюсон выудил из кармана пиджака копии пяти прокламаций Третьего ковенанта. Ливингстон просмотрел их, вздыхая и качая головой.

– Прискорбные писания, – констатировал он, возвращая листки. – Уверяю вас, я не слышал от Грэма ничего подобного.

– Мы обнаружили доказательства того, что он их печатал.

– Инспектор, я просто теряюсь. Мне жаль, что мой знакомый одобрял подобную еретическую чушь.

– Есть вопрос, который я не могу вам задать, – поведал инспектор, пряча листки в карман. – По крайней мере не арестовывая вас. Я уверен, вы понимаете, что это за вопрос.

Ливингстон посмотрел ему прямо в глаза.

– Я не стыжусь признаться в своей вере. Печально, если из-за этого на меня падет подозрение. Но я не имел ни малейшего понятия об этих прокламациях.

– Так отчего же вы позвонили в полицию? – спросила Хатчинс.

– По той же причине, по какой сюда пришли вы. Как только я увидел новости, то понял: рано или поздно вы выйдете на мою компанию. Я посчитал, что лучше самому сделать первый шаг.

– Все звонки регистрируются, – напомнила Хатчинс.

– Это хорошо, – отметил Ливингстон, вставая. – Ну если у вас все…

– Пока – да, – сказал Фергюсон. – Если что-либо узнаете об Орре-Хардкасле – сообщите нам немедленно.

– Конечно, – согласился Ливингстон. Он кивнул сперва сержанту, затем инспектору. – Доброго утра вам, сержант, и вам, инспектор. А теперь, если вы не против…

– Провожать не надо, – кивнул Фергюсон.

Дождь лил по-прежнему. В машине Адам едва успел стереть воду со лба, как Хатчинс взорвалась:

– Надо было взять Лодыря! Этот человек – лживый ублюдок!

– Не стоит так сурово, – сказал инспектор. – Но мне и ропа не нужно, чтобы понять, что Ливингстон рассказал не все.

– Не все? Эта наглость называется «рассказал не все»?!

Лодырь протянул щупальце над плечом Фергюсона, вынул из дверного кармана ветошь и принялся вытираться.

– Если позволите, замечу: двери офиса очень даже звукопроницаемые, – сообщил роп, поскрипывая сочленениями. – Я слышал каждое слово разговора. Напряжение в голосе мистера Ливингстона указывает, что он скрывает какую-то информацию, но виновным себя не чувствует.

– То есть он виновен в чем-то другом, – заключила Хатчинс.

Фергюсон пристегнулся, нажал на стартер. Движок тоненько заныл, разгоняя маховик, потом загудел ровно.

– Гринсайдз, – приказал инспектор, переключился на автонавигацию, отжал ручной тормоз и повернулся к Хатчинс:

– Уклонение от налогов?

– Что?.. А-а, поняла. Да, сэр. Очень смешно, сэр. Лодырь, если ты ищешь, куда выжать тряпку…

– Даже не думай, – посоветовал Фергюсон. – Если вам обоим нечего делать, пожалуйста, организуйте наблюдение за мистером Джоном Ливингстоном. Запросите разрешение на прослушку телефонов. Всех: рабочих, домашних, личных. Если уж говорить о телефонах, думаю, единственная причина отключения их по воскресеньям – то, что он «блюдет день субботний». Значит, он – ревностный пресвитерианин. Выясните и об этом что сможете – но, само собой, неофициально и тихо. А до этого, Шона, собери-ка сведения о нем самом и его компании.

– Я надеялась, что вы попросите об этом, сэр. Машина приблизилась к въезду на шоссе. Фергюсон уперся затылком в подголовник, закрыл глаза и попросил: «Разбудите меня в Гринсайдз».

Однако спать он не стал, хотя и хотелось. Он прокручивал на видеолинзах записи, перебирал пальцами по айфинку, будто неврастеник – четки, настроил НПИИ на выдачу полезных советов по делу и прислушался к собственному чутью.

Инспектор снова взял след, с которого его сбил репортер Том Макэй в пабе прошлой ночью, благодаря упоминанию о похоронах Грэма Орра. Сначала Фергюсон не слишком удивился тому, что солдата похоронили как пресвитерианина. А зря. На первый взгляд, в Белфасте и должны быть либо пресвитерианские похороны, либо католические. Конечно, там есть и Епископальная церковь, и методисты – но их мало. Однако известие о том, что робот или человек, известный многим как Грэм Орр, также считался возрожденным христианином, проливало на его похороны новый свет. Сейчас инспектора снова заинтересовал прежний, на время отставленный в сторону вопрос: что же случилось с боевым мехом убитого робототехника?

Фергюсон начал поиск с армейских документов, найденных Пателем и Конноли. В документах нашелся номер модели, «Ханиуэлл 2666», и индивидуальный номер, GBR-HLF-17-09. Поиск выдал старую рекламную картинку: не предсказуемо угрожающий громоздкий силуэт, но сложная, чрезвычайно гибкая модулярная система. Как утверждалось, то был один из многих вариантов конфигурации. Производитель предлагал длинную и змееподобную для проникновения в руины, высокую и длинноногую для быстрого бега, крепкую и длиннорукую для ближнего боя, плоскую и широкую для засад, разделенную на части для лучшей маскировки. Лазеры, пулеметы и лезвия добавлялись по желанию. Изощренная система распознавания «свой-чужой». В глаза бросился подзаголовок: «Стрельба по своим исключена! Возможность самоподрыва!»