Дэвид Брин - Бытие

Всю жизнь он искал возможные ошибки, «модели неудачи», способные подвергнуть вид опасности. Все, что он написал, частично должно было развлечь публику и принести ему много денег… но также предостеречь и помочь избежать новой ошибки. Пусть многие умники порицали его за нападки на науку в целом. Он сражался, спорил. Играл роль энергичного адвоката дьявола. Прокладывал дорогу в поисках змей, зыбучих песков и мин.

«Докажите, что я не прав, – требовал я всегда, – докажите, что такое несчастье невозможно. Но сначала я заставлю вас обратить на это внимание».

Вот главное. Вот что всегда лежало в основе всего написанного им.

Но, несмотря на все хорошее, что я сделал…

.. .в конечном счете оказалось, что это не имеет значения.

Ну, по крайней мере теперь человечество не будет требовать внимания остальных.

Если Земле пришел конец… или если клайд олигархов, используя Движение отречения, достиг своей цели и повсеместно утвердил феодализм… в любом случае планета перестанет быть источником космической эпидемии.

Еще раньше, чем узнал страшные результаты вычислений Птицыженщины, Хэмиш приуныл. Предыдущий разговор с Особо Мудрым заставил его понять ужасную истину.

Панацея, которой мы так гордились, – это всего лишь новый слой внушения. Еще один вездесущий вирус-движитель, который должен подтолкнуть человечество к тому, что делают все, кто не отверг эту идею. Задействовать гигантские ресурсы, строить огромные фабрики и с помощью лазеров выпускать в небо миллионы и миллионы зондов-посланцев.

В нашем случае – и на планете Турбулентность – такое решение потребовало дополнительного мотива помимо эгоизма.

Альтруизм. Желание помочь другим. Это поднимает нас над средним уровнем.

Но разве это не ведет нас к тому же итогу? Или мы поклялись отправить всего десять миллионов и использовать всего один лазер? Но Ом показал мне. Логика распространения потребует большего и большего – и все ради Панацеи! Пока мы не попадем в неостановимый гибельный круговорот миссионерского фанатизма.

Панацея – хитрая придумка. Но достаточно ли хитрая, чтобы одолеть вирус, пользующийся бесконечным набором уловок, выработанных за многие эпохи? В конечном счете мы будем так же больны и виновны, как все прочие.

Он смотрел вниз, соблазняемый желанием прыгнуть с этой виртуальной платформы в пропасть. Искать спасения в уменьшении и неограниченной власти. Кануть. И стать просто богом.

– Знаете, есть ведь и другие возможности, – сказал кто-то. Хэмиш узнал голос Эмили Тан. Должно быть, она подошла вскоре за группой Лейси и присоединилась к обсуждению.

– Например, на родине нашли усовершенствованную модель межзвездного зонда! Ведь, в конце концов, мы первые. Может, они перестали производить эту версию и переключились на другую, более эффективную, менее тяжелую, которую легче подталкивать светом.

– И бросили только нас , – подхватил элегантный Джовиндра Сингх. – Отказались от старых моделей, предоставили им лететь, а лазеру нашли другое применение. Ах, это еще оскорбительней, чем теория отвержения!

Хэмиш ожидал, что заговорит Ом: это как будто хорошо увязывалось бы с его предыдущими комментариями, – но артилен ничего не сказал.

– Если б можно было посмотреть… – сказала Лейси после долгого мрачного молчания. Она явно имела в виду перекрытый вид на Землю: даже простой взгляд позволил бы убедиться, что большой лазер на месте, хоть и используется в других целях. Без ящика они могли бы уловить радиосигналы и излучения земной промышленности. Это тоже могло бы сказать многое.

Посланец Осторожности шире распространил страстное желание Лейси, превратил его в нечто более общее.

– Таково всегда было мое желание. Прежде чем что-нибудь делать – посмотреть и увидеть. Я поддерживал создание вашего большого телескопа, Лейси, и другие проекты, желая увидеть, что происходит на других мирах. Пережил ли кто-нибудь из них болезнь, сохранив энергичную научную культуру.

Одной из самых привлекательных черт Посланца – вопреки застывшему лицу с поджатыми губами, напоминавшему гримасу сомнения, – была его склонность питать неугасимые надежды. Даже когда с помощью гигантского зеркала получили изображение его родной планеты без признаков цивилизации – ни сигналов коммуникационной сети, ни следов в атмосфере, свидетельствующих о развитой промышленности, – Посланец не утратил бодрости и объяснял:

– Это говорит лишь о том, что мы стали грамотнее, деятельнее, успешнее. Именно таким со временем должен стать вид, чтобы сохранить и великую культуру, и свои ресурсы. Именно это вы, люди, делали на протяжении трех поколений с возрастающей скоростью! В 1980-х годах Земля была громче всех. Но с нарастанием массы идей и обсуждений она все больше затихала, перешла на узконаправленные лучи и волокна. Мои люди только развили этот процесс – развивали его тысячи лет!

Нужно ли доказывать, что галактика оказалась опасной? Ручаюсь, умные выжившие расы вроде моей со временем становятся осторожней и не допускают утечек. Нет смысла кричать на весь свет! Есть более тонкие пути проникновения и исследования. Нужно находить союзников и бороться с враждебным космосом. Тем не менее я надеюсь, что новое усовершенствование инструментов позволит увидеть мой народ, по-прежнему полный жизни и энергии. По-прежнему отчаянно противостоящий врагу.

Хэмиш вспомнил, что Посланец говорил все это до появления больших телескопов. А когда те не обнаруживали на планете Турбулентность признаков жизни? Посланец просто помогал строить новые.

Одним из первых экспериментов стала посылка нескольких ранних зондов не к далеким звездам, а для исследования сближения Урана и Нептуна. В уникальную зону шириной семь астрономических единиц, где теоретически можно было уловить сфокусированные гравитационные волны. Как вспоминал Хэмиш, этот проект способствовал развитию земной науки и позволил человечеству испытать свои первые кристаллические зонды. Но зонды не нашли ни следа разумных модуляций гравитационного шума. Ни следа высокой цивилизации на шестидесяти разных направлениях.

Позади Хэмиша серьезные пассажиры – не те дилетанты, что играли в богов внизу, – спорили, обсуждая возможные причины, почему их бросили, – от плохих новостей до самых ужасных. Хэмиш тем временем смотрел не в пространство, а на большую коричневую стену. На гигантский ящик за кормой корабля, закрывающий вид на дом.

Что, если мы в смоделированной ситуации? Если это проверка? И мы вовсе не в космосе? Разве не такой ящик, со стеклом односторонней проницаемости, использовали бы экспериментаторы, чтобы наблюдать за нами вблизи, не позволяя нам видеть Солнце или Землю?