Маргарет Штоль - Иконы

Я выбираюсь из постели. Пол под ногами холодный.

– Мне очень жаль. У меня не было желания пугать тебя. Я выжидал подходящего момента, чтобы представиться, но до сих пор ты была погружена в быстрый сон.

Я отступаю к двери, пытаюсь снять проволоку, привязанную к пальцу, срываю с запястья повязку. Вроде бы рука в порядке, только рядом с моей меткой – маленькое кровавое пятнышко. Я делаю глубокий вдох.

Я внимательно осматриваю комнату, но не вижу ничего такого, откуда мог бы исходить голос. А потом замечаю маленькую круглую решетку, врезанную в стену рядом со мной.

– Лукас за это утро уже дважды спорил со мной из-за тебя. – (Я вздрагиваю, услышав это имя.) – Позволь мне сказать: я не подсматривал, как ты спишь. Я просто наблюдал за твоим сном. Ради диагностических целей. Желаешь, чтобы я объяснил разницу?

Я вспоминаю свой сон.

– Нет. – Здесь, в этой комнате, мой голос звучит как-то неправильно. Я откашливаюсь. – Спасибо тебе, Комната.

Я опираюсь одной рукой о стену. И вижу другие решетки: на потолке, стенах, над моей койкой. Похоже, эта комната специально предназначена для таких вот особых разговоров.

Безликих. Бестелесных. Из засады.

– Диагностические цели?

Я решаю, что лучше поддерживать беседу с голосом, пока не узнаю побольше о происходящем.

Пусть это говорит. Поскольку это не человек, а всего лишь голос, причем не настоящий голос. В нем нет модуляций, нет интонаций. Нет какого-либо акцента. Каждое слово – это механический звук, искусственный шум. Я, девушка из народа грассов, никогда ничего подобного не слышала.

– Возможно, тебе будет интересно узнать, что у тебя постоянно слегка повышена температура тела. Мне хотелось бы понять, нормально ли это для Плакальщиков?

Я снова откашливаюсь, пытаясь говорить как можно более спокойно.

– Для чего?..

Черт бы меня побрал, если я хоть с кем-нибудь в Посольстве буду говорить о себе!

– Ну, если быть точным, ты ведь именно так называешься, разве нет? Молодая особа с твоей генной классификацией? Икона Печали, так? Плакальщица. В разговорной речи грассов это звучит именно так?

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

Мои слова отдаются эхом в пустой комнате. Я хватаю со стула свою одежду.

– Я вижу, что ты, скорее всего, смущена. Но в данном случае очень важно понять связь между телесным и умственным, а это, конечно, проблема, которую я нахожу почти ироничной. Поскольку сам не обладаю физическим телом.

Мое белье и нижняя рубашка странно жесткие на ощупь. Их постирали, и явно не в старом корыте в миссии. Я принюхиваюсь к вещам. Они пахнут какой-то дезинфекцией. Я трогаю свои волосы, внезапно осознав, что и они тоже чистые. Меня помыли, отскребли, вытерли. От этого мне не по себе. Мне худо без грязи, без моей уютной второй кожи из земли и навоза.

Я чувствую себя выставленной напоказ.

– Кто ты? – Не снимая халата, я натягиваю на себя свои армейские штаны. – Почему я здесь?

– Я Док. Если точнее, так меня называет Лукас. Его спутница Тима Ли зовет меня Оруэллом.

– Спутница?

– Соученица. Родственница. Я уверен, она была там, когда тебя забирали.

Та девушка около вертушки. Я кривлюсь, вспоминая ее бешеный взгляд.

– Поняла.

Голос умолкает, но лишь на несколько мгновений.

– Посол Амаре называет меня Компьютером. – Я застываю при упоминании этой женщины. Как будто я могла забыть, что она где-то здесь! – Меня опознают по бинарному коду. Желаешь его узнать? Буду счастлив сообщить его тебе.

– Нет. Спасибо, Док.

Я машинально добавляю имя. Почему-то тот факт, что это вовсе не человек, успокаивает. Вы не можете симпатизировать тому, чему симпатизировать невозможно.

Через голову я натягиваю свой толстый свитер. Это подарок от ткачих миссии, он изготовлен из обрывков пряжи пятидесяти разных цветов. Настоящий свитер отсевков, идеальная вещь для отсевка вроде меня.

– Тебе здесь очень рады, Долория.

Меня вновь пробирает холодом при звуках моего настоящего имени. Имени, которое знали только падре и Ро. А теперь еще и этот голос, идущий из стен Посольства. Мне бы нужно поговорить с кем-нибудь. Мне бы поговорить с Послом…

Я вздыхаю и втискиваю ноги в свои военные ботинки.

– Вы не ту захватили, Док. Меня зовут Долли.

Мне невыносимо слышать собственное полное имя, произносимое в Посольстве. Пусть даже бестелесным голосом. Я беру свой лоскут и начинаю обматывать его вокруг запястья.

– И ты до сих пор мне не сказал, что я тут делаю.

– Дышишь. Рассыпаешь вокруг себя кожные чешуйки. Прогоняешь насыщенную кислородом кровь через желудочки сердца. Желаешь, чтобы я продолжил?

– Нет. Я хотела спросить, почему я здесь?

– На Земле? В Калифорнии? В…

– Док! В Посольстве! В этой комнате! Зачем я здесь? Почему именно сейчас?

– Судя по всему, я не слишком успешен в трактовке слова «почему». Поскольку я личность виртуальная, мое искусство интерпретации в какой-то мере ограничено. А поскольку я виртуальный философ, то не вижу отчетливой необходимости обеспечивать тебя окончательным ответом. Я был перезаписан как виртуальный доктор философии главным инженером ОТД – Особого технического отдела Посольства.

– Особый технический отдел? ОТД…

Похоже, здесь страдают глупой привязанностью к сокращениям.

– ОТД. Так это называет мой друг. Инженер. Уверен, это какая-то шутка.

– Наверное.

– Ты находишь это забавным?

Некоторое время я размышляю:

– Нет.

Я надеваю на себя свою сумку. Потом, немного поколебавшись, сую руку внутрь и достаю ожерелье, подаренное мне на день рождения, кожаный шнурок с одинокой голубой бусиной. Дар Ро.

Я иду к окну. Док продолжает говорить:

– Не желаешь ли услышать еще одну шутку?

– Говори.

Я просовываю руку между пластинками жалюзи. Снаружи такой же густой туман, какой был прошлой ночью. Я ничего не вижу за дальней стеной Посольства, над ней висит густой, тускло-серый воздух.

– Мое имя – доктор Оруэлл Брэдбери Хаксли-Кларк, ОТД, виртуальный доктор философии. Мое имя – это шутка, разве не так?

Док как будто гордится этим.

Я морщусь, обнаружив, что окно не открывается.

– Это имена писателей, живших до Того Дня. Джордж Оруэлл. Рэй Брэдбери. Олдос Хаксли. Артур С. Кларк. Я читала их рассказы.

Антологию «Великие умы – о будущем» Ро стащил из личной библиотеки падре в тот самый год, когда нам обоим исполнилось по тринадцать лет.

Я пытаюсь открыть второе окно, дергаю раму. Но оно тоже закрыто наглухо. Я перехожу к следующему, чтобы повторить попытку.

– Да. Некоторые из них писали о машинах, умеющих говорить. Это моя семья или мои предки. Так любит говорить мой друг. Мой дедушка – это компьютер по имени Хэл.

– Из книги.