Маргарет Штоль - Иконы

Это кровь.

Мои руки покрыты кровью.

Я открываю рот, чтобы закричать, но не могу, потому что мой рот забит нитками, голос не может прорваться наружу. Из меня тянется бесконечная красная нить. Я задыхаюсь, я пытаюсь выплюнуть ее, мой желудок судорожно сжимается.

Я все еще пытаюсь вернуть себе голос, когда осознаю, что кто-то стучит в дверь.

– Я совершил ошибку, Дол.

Именно это говорит Лукас в тот самый момент, когда входит в мою дверь. Стоит глухая ночь, и я с трудом соображаю, кто он такой, и где мы находимся, и почему мы здесь…

– Что?

– Ты должна выслушать меня. Я рассказал матери о Фортисе и обсерватории. И о нас. Все рассказал.

Слова ударяют меня и ложатся в ряд – ужасающий, понятный ряд.

– Что ты хочешь сказать? Что значит – рассказал матери?

– После всех тех разговоров о том, чтобы объединиться с Фортисом и бунтовщиками, после безумной теории заговора, которую придумала Тима, мне совсем не хотелось, чтобы ты… чтобы мы кончили тем, что ввязались в самоубийственное предприятие.

– Ты шутишь? – Но я знаю, что это не так.

– Я подумал, она должна знать, как поступить. Но она словно с ума сошла. Начала кричать, плакать, загнала меня в свой кабинет и заперла. Я не знаю, что было потом, хотя и слышал, как она говорила что-то о тюрьме.

Лукас не смотрит на меня, не смотрит мне в глаза.

Тюрьма. Посольский карцер. Лукасу не нужно объяснять мне, что это такое.

– Вы должны убраться отсюда. Я найду Тиму, а ты позови Ро. На дальнейшие разговоры у нас нет времени.

– Но почему, Лукас? Зачем ты это сделал?

– Я говорил тебе. Я должен был. Я не собираюсь просто сидеть и смотреть, как Фортис навлекает гнев Лордов на весь город. Ты думаешь, что уже видела худшее. Ты не знаешь, каковы они. Ты ничего не знаешь.

– Лукас, я была рядом с тобой там, в парке. И знаю то же, что знаешь ты.

Лукас говорит быстро, сбивчиво:

– Нет, не знаешь. Ты не видела Пентагона. Ты не видела их корабль-носитель. Не видела, каких он размеров, какой он мощный, не знаешь, что в его власти…

– Лукас… – Мои мысли стремительно бегут вперед.

Его мать все это знает.

Посол знает.

– Тебе кажется, что Икона, которую мы вчера видели, – это и есть самое худшее? Ты думаешь, если уничтожить эту… штуковину… что-то изменится?

Вид у Лукаса больной и несчастный.

– Пожалуйста, Лукас…

Мне нужно подумать, но нет времени. И я не представляю, что делать.

Лукас не желает меня слушать.

– Вспомни, Дол! Тот День. Они ударят снова, и ударят сильно. Я не желаю иметь это на своей совести! – Лукас слегка смягчается. – И я не хочу, чтобы ты очутилась в тюрьме. Так что нужно увести тебя отсюда. Немедленно.

Я не в силах двинуться с места. Я даже дышать не могу.

Лукас хватает меня за руку и тащит к двери:

– Прежде всего, можешь просто довериться мне?

И мы пускаемся бежать до того, как я успеваю подумать об ироничности его слов.

Гриф: совершенно секретно /Для Посла лично

Кому: Послу Амаре

Тема: Происхождение Лордов/Икон

Приложение: Свидетельства, обнаруженные во время рейда в убежище бунтовщиков

Рукописный текст, копия:

Заблаговременная связь с нашими гостями эффективна.

Они подразумевают деловые отношения.

Сопротивление не является продуктивным выбором.

Лучше позволить им прийти и попытаться сделать свое дело.

Способ подчинения при этом тревожит.

Организация противодействия будет… трудной.

Отмечаем отсутствие эмоций при связи.

Как понимать?

Возможная слабость.

Мы все трое сидим в мрачной, серой камере посольской тюрьмы, в точности как предполагал Лукас. Бетонные стены, основательная железная дверь, отвратительная раковина и унитаз – вот наша единственная компания.

Мы ждем в холодной, сырой тишине.

Именно я нарушаю ее:

– Мне бы следовало сообразить. Мы не можем сбежать от симпов.

– Почему это? Сбегали же раньше, – пожимает плечами Ро.

В моей памяти звучат шаги охранников, выходящих из тени под лестницей. Перед мысленным взором стоит лицо Лукаса, пытающегося воздействовать на них. Его глаза изумленно расширяются, когда он понимает, что не в состоянии как следует сосредоточиться.

Я смотрю на грубые наручники на своих запястьях. Кожа под ними розовая, воспаленная. Да, вот я и снова сижу в кандалах, точно так же, как в ту ночь, когда впервые очутилась в Посольстве.

Слова Тимы звучат очень тихо:

– Нет. Она права. Ты побежишь, и они убьют тебя.

После того как я видела гибель падре, после безжизненно упавшего рядом со мной предсказателя, после мгновенной смерти моего преследователя там, в парке, я даже и пытаться не стану сбежать. Но, сидя здесь, я гадаю, а не должна ли я это сделать?

– Мне очень жаль, – в отчаянии говорю я.

– Да? Конечно. Я-то никогда не доверял им.

Ро пристально смотрит на меня поврежденным глазом и морщится от боли, когда наклоняется вперед. Его рубашка изорвана и окровавлена.

Я отвожу взгляд:

– Мне просто невыносимо видеть тебя таким.

– Таким? Да ладно, ерунда. А вот тот парень… те парни – их состояние определенно похуже моего.

Ро пытается поднять руку над головой в своем жесте победы, но наручники не позволяют ему сделать это, и Ро сдается.

Тима сидит, опустив голову, сжавшись в комочек. Она говорит сама с собой:

– Я не могу здесь оставаться. Мне нужно вернуться к Бру. – Она таращится на наручники, дергает их туда-сюда. Когда она наконец заговаривает громче, то словно бы и не замечает меня. – Дол знает, почему мы здесь, Ро. Она прошлым вечером была с Лукасом, а его здесь нет. Даже ты в состоянии вычислить, в чем тут дело.

Ро смотрит на Тиму:

– Или, может быть, наш супершпион Док уже разобрался в библиотеке. Ты ведь не вернула на место все те коробочки?

Я повышаю голос:

– Ты и сама ничего такого не думаешь. Лукас пришел, чтобы предостеречь меня… предостеречь всех нас, только он опоздал.

– Если он так хотел предупредить нас, то почему оказался в твоей комнате, а не в моей или Ро? Мы ничего не сделали. Мы не должны быть здесь! – Глаза Тимы сверкают.

– Он… Лукас… – Я продолжаю говорить, сама не веря собственным словам. – Он все рассказал Послу. О том, как мы ходили к Иконе, и о том, что Тима узнала из архивных записей, и о планах Фортиса. Все.

Рот Тимы открывается сам собой.

– Д-должно быть, у него были веские причины… – бормочет она. – Множество причин. Он не хотел, чтобы мы в это ввязывались. Не хотел, чтобы его жизнь изменилась. Не хотел, чтобы мы причинили вред его семье…