Маргарет Штоль - Иконы

И тут меня осеняет. В памяти вспыхивает нечто знакомое.

Я просто не понимаю, как не додумалась до этого прежде.

– Ты хочешь сказать, я должна умереть так же, как ты?

– Это как?

Он знает, о чем я спрашиваю, но желает, чтобы я сама сложила все кусочки головоломки.

– Это ведь ты создал Дока, так? Ты его друг, единственный, кто у него остался. Который как бы умер.

Я пытаюсь припомнить точные слова, но не могу. Я лишь помню, что у Дока был друг и Док его потерял. Фортис. Это должен быть Фортис.

Мерк пожимает плечами, но я не останавливаюсь:

– Это ты дал ему имя. Книжки научной фантастики… и шутки… и латинский язык… все это ты! Док – твой.

– Ах, какая чудесная история, милая моя! Просто прелесть. Но у меня есть к тебе маленький вопросик.

– Какой?

– Ты умеешь стрелять?

Не добавив больше ни слова, он сует мне в руку пистолет и с силой толкает сквозь дыру в стене.

Тут же слышится громкий хлопок – и стена рядом с тем местом, где я только что стояла, начинает обваливаться.

По другую ее сторону – симпы.

Я бросаюсь бежать, а Фортис стреляет. Когда я огибаю угол, то уже знаю, что за моей спиной звучат шаги не только Фортиса.

Краем глаза вижу, что рядом с ним мчится Лукас.

Мы не возобновляем разговора до тех пор, пока не видим впереди лодку Фортиса – ну, по крайней мере, ту лодку, которую он позаимствовал у охраны. Над нами воздух перекрещивают прожектора, разрезая ночь с лазерной точностью.

Я стараюсь не смотреть на пристань, где лицом вниз лежат два солдата, прямо в пене набегающих волн.

– На войне как на войне, – мрачно произносит Фортис.

Он идет по мелководью, по камням, невдалеке от того места, где мы с Ро стояли вчера.

– Вперед! Поспешите, они движутся быстро и их очень много. Они быстрее нас и, к несчастью, лучше вооружены.

Фортис уже в ялике – машет нам. Полы его длинной куртки полощутся на ветру. Ро прыгает в лодку, едва не опрокидывая ее. Я карабкаюсь сначала на камни, потом тоже забираюсь внутрь и сразу осторожно отползаю от борта. Тима и Лукас стоят на берегу.

– Ты идешь? – Тима смотрит на Лукаса, потом на нас.

Он не произносит в ответ ни слова.

– Лукас?

Он качает головой:

– Нет, я не пойду с вами.

Тима кивает.

– Мне очень жаль, – говорит Лукас.

Она бросает на него долгий взгляд, ее серебристые волосы разлетаются на ветру.

– Я понимаю. Но я должна идти.

Тима тянется к Лукасу, чтобы поцеловать его в щеку, а он неловко обнимает ее. Они прижимаются друг к другу, всего на мгновение, но мне приходится отвернуться. Это нечто очень личное, а значит, мне не нужно этого видеть. Или чувствовать.

Может быть, они куда больше похожи на Ро и меня, чем я думала.

Я протягиваю руку Тиме, и Тима принимает ее. Мы не подруги, но и не враги. Больше не враги.

Я тяну ее, помогая забраться в лодку, а Тима через мою голову кричит Лукасу:

– Позаботься о Бруте! Ради меня…

И слышу, как он отвечает:

– Обещаю!

Брут. Только в этот момент я осознаю, что, теряя Лукаса и собаку, Тима теряет единственную семью, какая у нее когда-либо была.

Я оглядываюсь на Лукаса. Его серо-зеленые глаза встречаются с моими серо-голубыми.

Мы не прощаемся. Мы не можем.

Но, очутившись в лодке, я чувствую Лукаса, его как бы тянет обратно, в форт. Именно в этом схожи наши различные пути.

Моя мать могла остаться в прошлом, но она все равно держит меня по-своему. Его мать живет в настоящем, и она тоже держит Лукаса.

Так что мне остается лишь уйти. Это все, что я могу сделать.

Лукас выглядит таким маленьким на пустынном берегу, и он становится все меньше по мере того, как мы удаляемся.

– Ты это серьезно говорил… Я хочу сказать, насчет моей смерти?

Я пробираюсь по лодке, пока не оказываюсь рядом с Фортисом. Так близко, насколько позволяют мокрые скамьи.

Тима пристально смотрит назад, на Санта-Каталину. Ро – в другую сторону, на Портхоул.

Фортис не сводит взгляда с береговой линии, одной рукой управляясь с мотором, пока говорит:

– Я это проделал, правда давно. Чертовски трудно, с учетом того, как много у Посольства способов выследить кого-либо. Твои цифровые характеристики, они же везде! Но Хакс может это сделать. Он уже справлялся с такой задачей.

– Один раз? – спрашиваю я, глядя на Фортиса.

Тот кивает:

– Я уже говорил, ты не сможешь быть свободной. Нет, пока не умрешь.

– Ты так легко говоришь.

Фортис поднимает руку, показывает мне запястье. На нем я вижу кожаный браслет, точно такой же, какой носит Лукас.

– Так ты… – Я показываю на кожаную полоску.

Фортис снова кивает:

– Это одно из моих первых изобретений. – Он чуть повышает голос, обращаясь к запястью: – Что скажешь, Хакс? Можешь подогнать все детали?

– Да, Фортис.

Глядя за борт лодки, на темные воды, я думаю о том, как много раз была близка к тому, чтобы цифровые сведения о моей смерти стали настоящими. Та сбившаяся с пути пуля могла настигнуть меня вместо старика-предсказателя. Икона могла убить меня вместо парнишки у изгороди. Я вполне могла бы даже утонуть вот в этих темных водах, погружаясь все глубже и глубже, пока меня не поглотили бы холод и тишина.

Мне повезло, что я умру не по-настоящему. Кто знает, что ждет меня впереди?

Я отгоняю эти мысли и возвращаюсь к реальности. Я так держусь за скамью, что у меня побелели костяшки пальцев.

– Сколько времени это займет, Хакс? – Вид у Фортиса мрачный.

– Долория умрет через четыре минуты. Это отразится в данных.

В борт лодки ударяет волна, и я еще крепче вцепляюсь в скамью.

– Отлично…

– Кстати, в качестве покойной, каким бы ты предпочла видеть сообщение о твоей смерти? Как некую героическую историю? Или пусть это будет смерть в сражении? Чтобы тебе досталась вечная слава воина, как в Древней Греции?

Я секунду-другую размышляю:

– Нет, что-нибудь попроще.

Простая смерть простой девчонки из поселения грассов.

– Возможность выбора велика, – учтиво сообщает Хакс. – Казнь на электрическом стуле. Отсечение головы. Утопление, что, я уверен, выглядит наиболее подходящим.

Я рассматриваю все варианты по очереди, и меня захлестывает волна чувств. Я не отвечаю.

– Я включу в цифровой отчет запись о твоей нагрудной сумке. Мы найдем ее на месте происшествия. Говоря цифровым языком.

Я не знаю, что сказать.

– Пожалуй, спасибо.

– Хорошо. Я понимаю. Это сарказм. Рассуждения о прекращении человеческой жизни считаются неприятными для людей.

– Именно так. – Я поворачиваюсь к Фортису. – Вот еще что. Почему именно я? Почему ты сказал, что я значу больше, чем остальные?

– Ты еще не сообразила? – (Я качаю головой.) – Просто подожди. Ты поймешь, Долория Мария де ла Круз. – Он усмехается, но его глаза серьезны. – Есть нечто такое, что ты несешь в себе. Наиважнейшее. То, что, как я надеюсь, спасет всех нас.