Джордж Мартин - Туз в трудном положении

Жара, лившаяся сверху, вдруг перешла в мороз: позади Эллен он увидел Сару. Она стояла в помещении, прижавшись лицом к стеклянным дверям.

– О нет! – прошептал Грег.

Он почти бегом ринулся к Эллен. Агенты проложили ему дорогу через стену репортеров. Он увидел, что на кресле-каталке закреплена и ее сумка.

При его приближении она встала. Грег улыбнулся в камеры и постарался не обращать внимания на призрак Сары, маячивший в нескольких шагах от них.

– Милая, – проговорил он, – тебе позвонила Эми?..

Эллен посмотрела ему в лицо – и он больше ничего не смог добавить. Ее взгляд был долгим и пристальным. А потом она отвела глаза. Губы ее были плотно сжаты, темные глаза смотрели сурово и мрачно, а в их глубине пряталось горькое отвращение.

– Не знаю, правда ли то, что говорила Сара, – хрипловато сказала Эллен. – Не знаю… но я что-то в тебе вижу, Грег. Жаль только, что я не увидела этого много лет назад. – Она заплакала, либо забыв, либо наплевав на репортеров, которые их окружали. – Будь ты проклят, Грег! Будь навеки проклят за то, что ты сделал.

Она неожиданно вскинула руку. От пощечины голова Грега мотнулась вбок, а на глазах выступили слезы боли. Потрясенный, он прижал пальцы к моментально начавшей краснеть щеке.

Он слышал стрекотание камер и возбужденное жужжание репортеров.

– Эллен, пожалуйста… – начал он, но она его не слушала.

– Мне нужно опомниться, Грег. Нужно побыть одной.

Она взяла сумку и пошла мимо него к ожидающей машине. За стеклянными дверями Сара поймала взгляд Грега, отдернувшего руку от горящего лица.

«Подонок!» – беззвучно сказала она и отвернулась.

– Эллен! – Грег стремительно повернулся, но обвинение Сары осталось с ним. – Эллен!

Она не пожелала оглядываться. Водитель уложил ее сумку в багажник. Ее охранники открыли ей дверцу.

Будь с Грегом Кукольник, он заставил бы ее остановиться. Он заставил бы ее броситься к нему в объятия в чудесном, счастливом примирении.

Будь с ним Кукольник, он написал бы счастливую развязку. Эллен села в машину и бессильно откинулась на спинку сиденья. Они уехали.

12.00

Метрдотель напрасно ожидал очередной стодолларовой купюры. Отель опустел, и «Белло Мондо» уже не был переполнен посетителями.

Джек привел Тахиона на ланч, но не смог заставить его поесть. Полпорции морского языка остались на тарелке. Джек прикончил свой кусок мяса.

– Кушай, кушай, дитя мое. Как моя матушка приговаривала по-немецки.

– Я не голоден.

– Тебе надо окрепнуть.

Тах возмущенно посмотрел на него и вопросил:

– Кто из нас врач?

– А кто из нас больной?

Ответом Тахиона стало ледяное молчание. Джек выпил – наконец-то бурбон. Лиловые глаза Тахиона потеплели.

– Извини, Джек. Из-за своей тревоги я забыл о вежливости.

– Не страшно.

– Я должен тебя благодарить. И за это. И за то, что ты пытаешься найти Блеза.

– Хотелось бы его найти. – Джек поставил локти на столик и вздохнул. – Хотелось бы, чтобы из всего, что нам пришлось пережить, вышло хоть что-то хорошее.

– Может, и выйдет.

– Второй срок для Джорджа Буша, это уж точно. – Джек уставился в тарелку. – Больше я политической деятельностью не занимаюсь. Каждый раз, когда я пытаюсь изменить мир, все летит в сортир.

Тахион покачал головой.

– Ничем не могу тебя утешить, Джек.

– Я только и делал, что лажал. Господи, я ведь даже умер! И единственное, что я сделал правильно, я сделал не для того, для кого следовало. – Он снова выпил. – Похоже, я все так же ни в чем не разбираюсь. Черт! – Еще глоток. – Хорошо хоть, что я богатый. В этой жизни всегда можно утешиться деньгами. – Джек откинулся на подушки диванчика. – Может, напишу мемуары. Все зафиксирую. Может, тогда я хотя бы смогу понять, что все это значит.

«Мемуары, – подумал он. – Господи, неужели я уже настолько стар?» Когда погиб Джетбой, ему было двадцать два, но выглядел он моложе своих лет. С тех пор он не постарел.

По крайней мере, он кое-что повидал. Был кинозвездой. Изменил мир – пока все не обрушилось. Спас немало людей в Корее, и это уже после того, как он стал идиотом мирового масштаба. Он ведь даже видел «Историю Джолсона».

Он подумал, что это стало бы неплохим началом мемуаров. «Когда погиб Джетбой, я смотрел «Историю Джолсона».

Они оба долго молчали, а потом Джек заметил, что Тахион задремал. Он расплатился и увез кресло-каталку из ресторана, направившись к лифтам. По пути туда Джек увидел человека, торговавшего планерами в пассаже: тот сложил свой столик и упаковал товар в пару бумажных пакетов, и теперь стоял, разговаривая с каким-то знакомым. Джек поставил кресло в стороне и купил полный набор. Когда он вернулся со своими планерами, то увидел, что Тахион уже не спит. Он продемонстрировал ему планеры.

– Для Блеза, – объяснил он, – когда мы его найдем.

– Спасибо тебе, Джек.

Впервые за эту неделю Джеку не пришлось дожидаться лифта. Он нажал кнопку этажа Тахиона, и когда лифт тронулся, то от головокружения чуть не потерял равновесие. Чтобы не думать о высоте, он начал собирать планер.

Пенопластовый Эрл Сэндерсон строго смотрел на него сквозь летные очки. Джек задумался о том, найдется ли у него, что сказать Эрлу, – даже спустя столько лет.

Не считая извинений, конечно. Лучше начать с главного. Лифт дернулся, заставив дернуться и желудок Джека. Дверцы открылись – и Джек потрясенно увидел, что в лифт вошел Дэвид Герштейн.

Тахион виновато таращился на него. Джек подозревал, что на его собственном лице написано точно такое же идиотское, переигранное неведение.

– Ты знаешь, – сказал Тахион.

– Ты знаешь? – откликнулся Джек.

– Эй, мы все знаем, – уточнил Дэвид с искренним добродушием.

Стеклянная коробочка дернулась, устремляясь к небу. У Джека снова свело спазмом желудок. Он почувствовал, что у него на лбу выступает пот, и попытался придумать, что бы можно было сказать.

Лифт снова резко остановился. Дверцы открылись – и внутрь вошла Флер ван Ренссэйлер, которая в этот момент оглядывалась назад и прощально махала кому-то рукой. Дверцы закрылись – и Флер повернулась.

На несколько долгих мгновений все замерли, словно даже перестав дышать. Лифт продолжал подниматься. Внезапно Тахион выбросил вперед правую руку и перевязанной культей нажал кнопку «СТОП».

Такисианец издал звериный вой боли. Дэвид поспешно стал на колени рядом с его креслом, а лифт резко остановился.

– Тш-ш, уже не болит.

И, конечно, рука уже не болела. Или, по крайней мере, это не имело значения.

Тахион заморгал, прогоняя слезы с глаз.

– Дэвид Герштейн, – проговорила Флер бесстрастно.

Тах похолодел.

– Я вдруг вспомнила кое-что из детства. – Флер скупо улыбнулась. – Человек, отдавший Китай красным. И все эти годы вы просто прятались под этой бородой.