Грег Бир - Город в конце времен

Сколько еще осталось до момента, когда все до единого окажутся невезунчиками? Удачные шансы подходили к концу, мировые пряди стягивались, слипались вместе, подобно сухим сухожилиям мумифицированного трупа, поджидали, пока их подрежут… Куцые стебли в мертвом букете.

На секунду дорога опустела, перекресток затих – только посвист ветра в редких кустах и ольховых зарослях, притулившихся у обочины. Перемежающийся дождик сыпал весь день. Пальто промокло насквозь, да и не только пальто – та же участь постигла траченный молью дешевенький свитер и шерстяные кальсоны, в ботинках хлюпали носки – не вздумай носить приличную обувь, не забывай вымазать грязью свежевычищенную одежду, вотри грязь в руки, под ногти – вот, зачерпни-ка немного жижи, подбирая немногочисленные монетки и еще более редкие купюры…

Чтобы иметь возможность поесть, Даниэль Патрик Айрмонк принял правила игры – на текущий момент.

Появился небольшой «фольксваген» – желтый, знакомый… В его мире тоже были такие «фольксвагены» – перед тем, как опустилась тьма, и все засыпало хрустящей золой, перед его поспешным побегом. За рулем скрючился полный молодой человек, розовощекий, курносый, стрижка под бокс, жесткие черные волосы. На нем был серый костюм не по размеру, о чем свидетельствовали слишком короткие рукава, и рубашка в розовую полоску – коммивояжер, решил Даниэль. Скудный банковский счет, масса долгов, но машина помыта, а одежда отутюжена.

Даниэль приподнял табличку.

Скверные времена взяли МЕНЯ в полон.

Немножко денег на еду?

Господи, благослови ВАС!

Он умел замораживать красный сигнал светофора минут на пять-шесть – пока водители не начнут нервничать, пока не примутся опускать стекла и предлагать откупные, лишь бы ехать, лишь бы продолжать начатое, господи, да сколько можно ждать!

Вереница машин выстроилась до конца дороги.

На противоположном углу перекрестка Флоринда – исхудавшая темнокожая женщина – стояла как чучело с хворостинками вместо конечностей, держа табличку из побуревшего картона с безграмотной надписью. Она почти не смотрела на водителей – неудачный угол, движение без остановок.

Ей было под пятьдесят. Лицо скрывали длинные спутанные лохмы; заядлая курильщица, чья привычка и стала причиной ее незавидного положения – каждые четверть часа ей требовалось отвлечься на сигарету, так что более агрессивные попрошайки неизменно уводили часть потенциального заработка.

Светофор застыл на красном – на выводящем из себя, времяпожирающем, нервы вытягивающем красном сигнале.

Коммивояжер повернул презрительную физиономию в сторону Даниэля. А ведь у него аденоиды, сообразил тот: слегка отвисшая челюсть, вялая нижняя губа, дыхание постоянно через рот. Глаз не видно – затенены козырьком, опущенным для защиты от косых лучей раннего утра со стороны Валлингфорда.

Наконец коммивояжер нагнулся вперед, нахмурился и опустил стекло, неуклюже дергая плечом при каждом повороте рукоятки.

– Если дам денег, пропустишь? – крикнул он.

– А то, – отозвался Даниэль, пригибаясь к открытому окну. Ему нужно было увидеть глаза.

Мужчина опустил голову ниже, силясь просунуть пухлые пальцы в карман пиджака, туго перетянутого ремнем безопасности.

Удерживать красный сигнал Даниэль мог еще лишь с десяток секунд – если рискнуть подольше, то городские службы решат, что дело нечисто – вышлют ремонтников, порой даже полицию. Ему уже приходилось дважды покидать свой угол улицы именно по этой причине: слишком долго держал светофор на красном, слишком очевидно вмешивался во все эти мелкие судьбы, крошечные жизни.

– Держи, – сказал водитель, протягивая четыре скомканные долларовые бумажки. – Такой вот козленок Графф. Только не задавай дурацких вопросов – и не ешь меня.

Даниэль запрятал деньги в самый глубокий карман. Их глаза встретились: у водителя – голубые, ясные, с прищуром, у Даниэля – неподвижные, выпученные, выцветшие.

Поясницу кольнула искорка.

– Кошмары снятся, – поделился мужчина. – А тебе?

Даниэль кивнул, вскинул руку, и светофор переключился.

Прелюдия перед наводнением.

Омерзительный прилив уже начал облизывать свежие пляжи этого мира. Первый признак – отщепенцы вроде него самого, увечные буревестники, выползающие на берег, разинув задыхающиеся клювы, крылья перебиты, отчаянье в каждом жесте…

А затем…

Кошмары.

Имелись определенные приемы, с помощью которых он мог вычислить, сколько ему оставалось – в днях, неделях, месяцах. Он превратился в эксперта по предсказанию ураганов.

Даниэль сложил табличку пополам и махнул Флоринде через улицу.

– Я все на сегодня! – крикнул он.

– Почему так рано? – спросила Флоринда. – Скоро из универа на обед потянутся.

– Хочешь здесь?

Место Даниэля было по всем статьям лучше – по левую руку от съезда с магистрали, окна с водительской стороны.

– Шутишь? Или я тебе должна буду?

– Нет, я до завтрашнего утра не вернусь. Не вздумай только продать мое место какому-нибудь ублюдку за пару затяжек.

– Сберегу, не бойся, – кивнула Флоринда, подарив ему на удивление здоровую улыбку. У нее до сих пор не выпало ни одного зуба.

Чего нельзя было сказать про Даниэля. По своим замечательным зубам он очень тосковал.

Даниэль сунул табличку-попрошайку в пластиковый мешок для мусора, спрятал его в кустах и пошел по Сорок пятой улице, мимо азиатских ресторанов, видеомагазинов, игральных автоматов. Он задержался было возле лавочки с подержанными книгами, но там торговали только бестселлерами в бумажных обложках – свернул налево по Стоун, вдоль многоквартирных домов… вот лавка деликатесов… вновь жилые дома, водопроводная контора, скобяные товары…

По длинному спуску он добрался до Лэйк-Юнион.

Поиски Даниэль начал три дня назад, сев на автобус до городской библиотеки – не той, что старая, знакомая, а до громадного ромбоида из стекла и блестящего металла – страшное дело. Буквально. Наблюдаемые различия были одновременно пугающими и обнадеживающими. Он прошел такой долгий путь – и это уже хорошо. Хотя и печально. Он столько оставил позади…

В библиотеке не нашлось нужной ему книги, причем и в межбиблиотечном абонементе она тоже не числилась.

Несмотря на понесенный чрезмерный износ, благодаря меньшей выпивке и более качественной пище тело Чарлза Грейнджера вернуло некоторую толику прежней силы. У Даниэля не ушло и тридцати пяти минут – суставы ноют, сердце в горле, руки дрожат, – чтобы добраться до Книжного центра.

В полутора кварталах от обводного канала, по восточную сторону широкой улицы, в серо-буром здании располагалось сразу три книжных магазина. Они и в предшествующем мире здесь были – совпадение, мельком подмеченное Даниэлем, если учесть куда более заметные перемены, которым он стал свидетелем.