Джеймс Фрей - Вызов

– Рисунки. Старые рисунки. Странная дамочка в лодке, а вокруг нее… Ну, похоже наконец света.

– Что еще?

Эшлинг переводит взгляд на следующий рисунок:

– Двенадцать человек собрались в…

И тут до нее доходит. Как же она раньше не узнала этот каменный круг, в котором собрались 12 фигур на рисунке? Эшлинг чувствует себя полной дурой. Да, изображение схематичное, смазанное, угол художник выбрал непривычный, и пары кусков не хватает, но это определенно то самое место, где она уже бывала – и не один раз. Священное место ее Линии.

– …собрались в Стоунхендже, – заканчивает Эшлинг, тихо радуясь, что дедушка не знает, как она опростоволосилась.

– Одно из наших мест, – задумчиво произносит дедушка. Большинство людей считают Стоунхендж древним захоронением или храмом.

Так оно и есть.

Но не только.

Эшлинг еще в детстве узнала об астрономическом значении Стоунхенджа. Пяточный камень – грубо обтесанный монолит весом 35 тонн, стоящий в 256 футах к северо-востоку от центра, – отмечает точку на горизонте, где поднимается солнце в день летнего солнцестояния. Другие камни обозначают зимнее солнцестояние, восходы и заходы солнца и луны; разрушенные части Стоунхенджа предсказывали затмения. Следовательно, создатели каменной обсерватории имели представление не только о форме Земли, но и о ее месте во Вселенной.

Причем знали они об этом за 3000 лет до нашей эры.

Для непосвященных Стоунхендж – всего лишь причудливый каменный круг.

Для тех, кто понимает, – источник тайного знания.

Эшлинг с трудом сдерживает зевок.

– И что они делают в Стоунхендже? – спрашивает дедушка.

– Судя по всему, кричат, – отвечает Эшлинг. – Богиня спускается с неба верхом на огненном шаре. Эти двенадцать внизу, похоже, перепуганы. Все, кроме женщины с лодки. Она кладет какой-то камень на алтарь.

Дедушка молчит, переваривая услышанное. Эшлинг поднимается и подходит к наскальному рисунку; пробегает пальцами по стене пещеры и останавливается на огненном шаре, несущемся с небес.

– Выглядит жутковато, – бормочет она.

– Эшлинг, – неуверенно произносит дедушка, – а что, если ты перепутала порядок рисунков?

– В смысле? – спрашивает девушка, отступая назад, чтобы охватить взглядом всю картину.

– Ты сказала, что Богиня приходит на землю, а потом женщина кладет камень на алтарь.

– Ага, – отвечает Эшлинг, занятая поисками жвачки в карманах. – И?

– Что, если сначала женщина кладет камень на алтарь, а потом уже приходит Богиня?

Эшлинг замирает с пластинкой жвачки на губах. Смотрит на хаос, царящий на первой картине, потом поворачивается ко второй: одинокая женщина с диском, а вокруг – пустота.

– Она победила, – шепчет Эшлинг. – И осталась одна.

Девушка возвращается к первому рисунку. Стоунхендж. Алтарь. Каменный диск. My.

– Эшлинг? Все в порядке?

– Это круг, – Эшлинг не слышит дедушку. В голове ее звучат слова давно умершего отца. Слова, которые он не раз и не два произнес перед тем, как сойти с ума.

«Все мы – часть бесконечного круга».

Северная Эфиопия, Аксумское царство, Церковь Завета

– Я знаю, что я прав, – говорит Хиляль, хватая Эбена за руки.

Старый учитель настороженно смотрит на переполненного энтузиазмом ученика:

– И что тогда? И к чему тогда все наши традиции и наши знания? К чему эти тайны, если ты действительно прав?

– Потому что это игра, – Хиляль отводит руки и задумчиво щиплет себя за переносицу. – Или, может быть, это испытание. Игра внутри игры. Способ доказать ценность не только нашей Линии, но и всего человечества.

– Притормози, – останавливает его Эбен. – Это опасные мысли.

– Но верные, учитель, – настаивает Хиляль.

– Я больше не твой учитель, – устало отвечает Эбен ибн Мохаммед аль-Джулан. – Но если то, что ты говоришь, правда, зачем это существо дало тебе такую подсказку?

Хиляль и сам не раз задавал себе этот вопрос. Он долго размышлял о круге, который кеплер 22b внедрил в его мозг. Теперь ему кажется, что он догадался.

– Это была ошибка. Я уверен. У круга очень много значений.

Слишком много. Но его слова все прояснили. Он сказал, что Событие – часть Последней Игры. Ее причина. Начало, середина и конец.

Эбен задумчиво поглаживает подбородок:

– Ну, не знаю…

– Или это была не ошибка! – меняет тактику Хиляль. Он знает, что прав, чувствует это нутром и должен убедить Эбена. – Может, кеплер хотел, чтобы один из нас догадался.

Хиляль замечает искру сомнения в глазах учителя.

– А что, если они испытывают твою веру? – все же возражает Эбен. – Проверяют, достоин ли ты. Что, если это своего рода притча: если мы убиваем, то должны быть убиты.

– Если так, учитель, то я должен рассказать другим Игрокам.

Эбен склоняет голову к плечу. Синие глаза старика встревоженно блестят на фоне темной обветренной кожи.

– Но такого никто не ожидал…

– Конечно! Будущее не предначертано. Кеплер имел в виду нечто другое: что возможно всё. И сама наша история – тысячелетия, на протяжении которых они прилетали и делились с нами знаниями, – тому подтверждение. Я должен предупредить других Игроков!

– Но если ты ошибаешься, то окажешься позади всех. Тебе придется нагонять остальных. А они успеют заключить союзы и вырваться вперед.

– А если я прав, все это неважно. Будущее не предначертано.

– Возможно.

Хиляль снова хватает учителя за руки и заглядывает ему в глаза. Жизнь и любовь переполняют его; через вытатуированный на груди и животе коптский крест словно проходит электрический ток.

– Отцы Иисус и Мохаммед согласились бы со мной. И дядя Моисей их бы поддержал. И дедушка Будда. Все они сказали бы, что попытаться стоит. Ради любви, учитель Эбен ибн Мохаммед аль-Джулан. Ради любви.

Мудрый бывший Игрок отнимает руку у Хиляля и кладет ее на глаза ученика.

Тот послушно закрывает их.

– Но почему же мы верим в Христа, Мохаммеда и Будду, если своими глазами видели тех, кто создал Вселенную? – спрашивает Эбен юного Игрока. Спрашивает не первый раз – этот вопрос многократно звучал на протяжении всего существования их Линии.

– Потому, – отвечает Хиляль, – что мы верим: даже один человек может все изменить.

Солнце колеблется вокруг своей оси с амплитудой 11,187 см. Во время вспышки на Солнце в космическое пространство выделяется количество энергии, равное взрыву 200 000 000 000 мегатонн тротила. Выброс корональной массы – настолько мощный и стремительный, что достигает Земли всего за девять часов и 34 минуты.